Первая работа - Юлия Кузнецова

– Спасибо… – пролепетала я.

И пока папа возмущался, что Дед Мороз перепутал его с домохозяйкой и зачем-то притащил веник, а мама смеялась и развертывала свой подарок, очертаниями подозрительно напоминавший ананас, я подошла к окну и глянула на темно-фиолетовое небо, по которому мчались от звезды к звезде растрепанные облака. Я прижимала к груди духи и думала о том, что получить их – настоящее волшебство. Как будто Вселенная хочет меня за что-то вознаградить. Но за что?

Зря я возомнила себя Макаренко. Ромка за каникулы ни разу не позвонил. Я тоже не звонила: не стану же я напрашиваться!

Утром в первый школьный день я увидела его издалека.

Он стоял, прислонившись к двери запертого кабинета информатики, и разговаривал с мальчишками.

Ромка был совсем не таким взъерошенным и веселым, как в новогоднюю ночь, когда они с братом и моим папой запускали салюты.

Я давно заметила, что школа меняет человека. Особенно это чувствуется, когда приходишь домой. Закрываешь дверь, стаскиваешь тесную неудобную одежду, падаешь на диван, включаешь телик и… выдыхаешь.

Ромка увидел меня, но не кивнул.

Я разозлилась. Не стала подходить к кабинету, застыла поодаль. Правда, когда пришел информатик, Ромке пришлось посторониться, и он махнул мне рукой. Только я сделала вид, будто читаю что-то с экрана телефона. Мне страшно хотелось отсесть от Ромки, но это означало бы, что я на него сержусь. А мне было все равно.

– Ром, чего с историей? – спросила Уля Завидова, сунув лохматую голову между нами.

Ромка молча пожал плечами. Я заметила, что он покраснел. «Он с ней занимается и не хочет мне признаваться!» – догадалась я.

Что ж, это было справедливо. У Завидовой мама в военном музее на Поклонной горе работает, и Уля любит повторять, что выросла в архиве, среди писем, ружей, одежды. Она и одевается как музейный работник: все серое, и на носу очки.

Историчка Ульку обожает: и за экскурсии, которые нам организует Улина мама, и за то, что Уле даже не нужно учить историю по учебнику. Она и так ее знает.

Я отвернулась от Ромки и принялась смотреть на Данин дом. Раньше зеленая башня пугала, а сегодня не терпелось попасть туда. Хорошо, что мама уговорила меня позвонить Ирэне и поблагодарить за подарок. В ответ Ирэна пригласила меня к ним сразу после праздников. Только эта мысль и поддерживала во время каникул: «Педагогическая поэма» оказалась скучной, а тот, кто должен был позвонить, перебежал к Уле Завидовой.

Однако у Даны в комнате меня ждало новое разочарование.

– Я не буду больше играть в мышей, – заявила холодно Дана, усаживаясь за свой туалетный столик, – только в салон красоты. Мне нужно подровнять кончики!

Дана была совсем не похожа на Ирэну внешне: у той были мягкие черты лица, а Данка, когда сердилась, напоминала троллёнка. Но она копировала материнские движения и интонации до мельчайших подробностей.

– А как же мыши? – растерялась я.

– У нас в отеле есть детская комната? – наморщив лоб, спросила Дана. – Отдай ребенка туда. Детьми должны заниматься аниматоры.

«Тебя отдавали аниматорам, что ли?» – чуть не спросила я. На память вдруг пришел фрагмент из «Педагогической поэмы», где Антон Семенович, здорово разозлившись на воспитанников колонии, идет сам чистить снег. «Дорожки нужно было расчистить, а окаменевший гнев требовал движения».

– Ладно, – проворчала я, опускаясь на колени, заглядывая под кровать и вытаскивая коробку с семейством Ратон.

Я разложила мышек на кровати и принялась заворачивать их в тряпочки, приговаривая по-испански: «Вот так. Надень это. На море может быть холодно. А вот мебель мы не возьмем… Только если этот стул. На нем удобно сидеть и загорать».

– Что ты делаешь? – не выдержала Дана.

– Они уезжают, – спокойно ответила я.

– Куда? – удивилась Дана.

– ¿A dоnde vas? – спросила я мышку-маму и прижала ее к уху: – А?

– ¿А dоnde vas? – нетерпеливо повторила Дана, спрыгивая со стула.

– Va, – поправила я. – Если хочешь спросить: «Куда она едет?» – то надо сказать: «¿A dоnde va?»

– Нет, я хочу у нее самой спросить! – воскликнула Дана, хватая мышку и прижимая ее к груди. – ¿A dоnde vas, mi amor?

Я осторожно забрала у нее мышку и поднесла к самому уху девочки.

– А что такое el mar? – спросила Дана.

– Эх ты! Неужели правда не знаешь?! Это же…

Я взяла театральную паузу.

– Море!

Море пришлось устроить в гостиной. Я взяла из Даниной комнаты кукольное голубое покрывало, расстелила его на диване перед телевизором. Конечно, меня пугало, что Дана вспомнит про «Кольцо любви», но этот страх лишь подстегивал мои мысли, заставлял их крутиться быстрее. И я выдумывала без конца:

– Маленький мышонок побежал к воде первым… Бултых!

Папа закричал: «¡Cuídate!» – мол, осторожно! Но мышонок его не услышал, он заплыл слишком далеко, и его с головой накрыла…

– Волна! – подсказала Дана.

– La ola, – кивнула я и продолжила историю.

Роза Васильевна пылесосила в комнате Ирэны. Я надеялась, что она не заметит нашего перемещения в гостиную. Может, она и не заметила бы, если б Дана не закричала на всю квартиру:

– ¡Cuídate, ratoncito, cuídate!

Гудение пылесоса прекратилось. Роза Васильевна вышла к нам и встала на пороге, уперев руки в боки.

От смущения я уронила мышонка прямо в море, и Дана спросила разочарованно:

– Он что, все равно утоп?

– Что? – спохватилась я. – Нет, нет, он не утонул, он выплыл. Мама-мышка крикнула им…

Я перешла на испанский. Данка что-то поняла, что-то переспросила, а что-то повторила. Но Роза Васильевна хмыкнула и сказала громко:

– Всё играетесь в игрушки! А заниматься нормально когда начнете?

Я застыла. К счастью, Роза Васильевна не стала дожидаться ответа. Махнула рукой и вернулась к пылесосу.

А меня, как того мышонка, накрыла волна. Волна обиды и разочарования. Неужели она не видит, как много слов повторяет и запоминает Дана?

Захотелось дернуть за голубое покрывало, сшибить на пол мышей и убежать. Но моя ученица была ни в чем не виновата. Пришлось продолжать занятие ради нее.

Когда мы закончили, денег на столике в коридоре я не обнаружила. Спросить сама постеснялась, но Роза Васильевна, выйдя меня проводить, пояснила: