Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

и сгорает, чтобы родиться в новой ипостаси. При этом каждая отдельная жизнь – это цикл в развитии идеологии. Цикл состоит из определенных этапов. Можно выделить четыре основных этапа: импорт, адаптация, ритуализация, деградация. Переход от одного этапа к другому – это всегда качественный скачок, новый уровень взаимодействия идеологии, государства и общества.

Импорт. На первом этапе осуществляется заимствование подходящей идеи с Запада. Как уже отмечалось, ее выбор в конечном счете никогда не бывает случайным и обусловлен способностью общества воспринять ту или иную концепцию. В этот момент общество бурлит и готово впитывать все новое как губка. Государство, напротив, слишком слабо, чтобы претендовать на какие-либо лидерские позиции. Оно следует в фарватере общественной мысли. Для этой самой ранней стадии характерны ученичество и подражательство. Задачу видят в том, чтобы правильно воспроизвести западные оригиналы. Чем ближе русская версия к оригиналу, тем лучше. Специфические функции русской идеологии еще не проявились.

Адаптация. На втором этапе западная концепция адаптируется под русские условия и для русских нужд. Идея изымается из западного контекста и включается в русский контекст. Практичные западные теории превращаются в абстрактную «русскую мысль». Ее интерпретация уже не имеет ничего общего, по сути, с оригиналом. Но формальное сходство сохраняется (что, как правило, и вводит в заблуждение). Возникает противоречие между еще западной формой и уже русским «творчески» развитым содержанием. Идеология «огосударствляется» и начинает выполнять специфически русские функции. По сравнению с «подражательским» периодом происходит явное усложнение. Рождается та самая «надмирная» идея, которая призвана примирить русского человека с самим собой, русское общество с русским человеком, русское государство с русским обществом, а Россию с миром. Государство берет на себя роль общественного лидера, своего рода «духовного подвижника» и генератора идей. С одной стороны, идеология превращается в инструмент государственного контроля. С другой – она еще остается «творчески» развиваемым продуктом массового сознания. Некоторое время эти функции органично уживаются друг с другом. Но вскоре излишняя идеологизированность начинает тяготить государство.

Ритуализация. На третьем этапе происходит полное выхолащивание «творческого» содержания идеологии. Западный элемент в ней превращается в пустую, ничего не значащую формальность. «Русский дух» окончательно берет верх над «русской идеей». Окрепшее государство приватизирует «русскую идею» вместе со всей ее «надмирностью»[69]. Идеология окончательно превращается в средство контроля массового сознания. Отныне это чисто бюрократический феномен. Там, где раньше был смысл, теперь господствует ритуал. Идеи трансформируются в шаблоны. Мысль окостеневает. Русская жизнь зашнуровывается в тугой корсет. Он очень прочен, но, как и у любой жесткой системы, у него есть конечный ресурс. Рано или поздно он затрещит по швам под натиском свежих жизненных сил.

Деградация. На четвертом, завершающем этапе происходит деградация всех этих странных, неорганичных идеологических форм. Они распадаются, теряют свою привлекательность в массовом сознании, а значит, и практическую ценность. Власть похожа на змею, пережившую свой идеологический яд. Государство теряет контроль над обществом. Общество активизируется. Наступает время подыскивать новые идеи.

Все эти «приключения западных идей в России» немного напоминают генную инженерию. В респектабельную «западную» клетку имплантируется агрессивный «русский» ген. Клетка перерождается, из нее вырастает невиданный доселе гибрид, в котором слабо угадываются внешние признаки использованного в качестве донора биологического материала. Прожив нелегкую, полную мытарств жизнь, гибрид погибает, не оставив потомства. Но совершенствуется метод, и эксперимент повторяется вновь на новом биологическом материале.

Конфликт содержания и формы («гена» и «клетки») сопровождает всю историю русской идеологии. Ее сквозной характеристикой является апология государственного произвола. Как бы русская мысль ни изощрялась, она всегда в конечном счете обоснует самодержавие.

В период, когда происходило оформление российской государственности и вопрос об идеологии впервые был поставлен на историческую повестку дня, в России господствовал религиозный синкретизм, своеобразное двоеверие, где христианство и язычество сплелись в нераздельный клубок. Это была слишком непрочная духовная оболочка, чтобы удовлетворить потребности русского общества и государства. Поэтому на рубеже XVI–XVII веков взоры последних оказались устремлены за пределы России в поисках идей, способных сплотить народ и вывести страну из затяжного социально-экономического, общественно-политического и духовного кризиса. Таким спасительным источником оказалось восточное (греческое) христианство, постулаты которого были восприняты как единственно верные. Возникло православие.

Православие – это идеологическое, а не религиозное явление. Внедрение православия в русскую жизнь было вовсе не укреплением русской веры, а скорее наоборот. Русская вера – это вера Аввакума, истовая и полуязыческая. В тот момент, когда утверждалось православие, эта вера горела на огне. Другое дело, что православие проявляет себя в религиозной форме. Поэтому со временем оно пропитывается верой, как кровью (той самой кровью, которая так обильно текла в годы, когда православие прокладывало себе дорогу к уму и сердцу русского человека)[70]. Впрочем, до конца этот процесс так никогда и не дошел, что подтверждается параллельным с церковью существованием многочисленных сект, суеверием и поверхностной религиозностью паствы.

Православие русского государства было направлено не на преобразование русского общества на христианских началах, а на решение сугубо внутренних культурных, социально-экономических и политических проблем. Поэтому итогом развития государственно-правовой системы здесь стало не право как продукт христианской этики (как на Западе), а право как продукт, закрепляющий традиционные (мифологические, общинные) представления славян о собственности, свободе и справедливости в западных правовых терминах.

Как идеология православие в России проходит все этапы развития, характерные для идеологического цикла.

Импорт. XVI–XVII века были эпохой ученичества. Греческие каноны признаются истинными в ущерб традиционно русским религиозным представлениям. Греческие учителя пользуются огромным авторитетом как в высшем обществе, так и при дворе (почти как Джеффри Сакс в эпоху либеральных реформ). Кульминационным моментом этого периода становится нероновская реформа, сделавшая греческий обряд официальным обрядом в государстве. Воистину с этого момента западные идеи начинают утверждаться в России огнем и мечом.

Адаптация. Практичный XVIII век сделал очевидным то, что западные идеи имеют ценность в России, если они поставлены на службу «русскому духу». Петровские реформы требуют мобилизации всех духовных и физических сил народа. Растет напряжение в русском обществе, которое чем быстрее меняется, тем больше хочет сохранить себя. На этом фоне в русском православии резко усиливаются мессианские, мистические начала. Одновременно формулирование православной доктрины становится делом сугубо государственным, церковь превращается в одно из подразделений государственной машины. Лозунг «Москва – третий Рим» трансформируется в идею «европейской империи».

Ритуализация. В XIX веке империя уже построена. Спрос на мессианство уменьшился, зато возросла потребность в порядке. Русская идея приобрела форму «русского официоза». От православной доктрины не остается ничего, кроме литургии. Квинтэссенцией новой духовности становится рожденная в николаевскую эпоху уваровская формула: «Православие. Самодержавие. Народность». Идеология есть инструмент удержания подданных в повиновении и уважении к империи. «Европейская империя» становится «православной империей». Все лишнее, не вписывающееся в отполированные бюрократией догмы, отсекается.

Деградация. XX век – век перемен. Империя ослаблена. Общественность в возбуждении. Мечущаяся душа русского человека требует живой мысли, которая даст ответ на накопившиеся вопросы. Православный официоз бессилен что-либо сделать. Православные догмы отторгаются населением. Двор и правительство лихорадочно ищут ответ, пытаясь отчасти следовать за движением общественной мысли. Манифест 17 октября, попытка скрестить православие с конституционализмом – кульминация драмы. Сочленение оказывается неорганичным и гибнет вместе с создавшим его государством.

Коммунизм. Свято место пусто не бывает. Одно из духовных течений, зародившихся в эпоху деградации православия, оказывается способным принять вызов времени и предложить ту новую иллюзорную цель, которая соединит общество и обеспечит модернизацию. Наступает эпоха коммунизма.

Импорт. На рубеже веков приверженцы марксизма