Летун - Елена Первушина

Через два часа, когда всю оранжерею залил розовый утренний свет, женщина осмелилась пошевельнуться – прикрыть рукавом нос. Она не сомневалась, что Друг знает о ее присутствии и наблюдает за ней, и то, что он до сих пор не пошевельнулся, могло быть как очень хорошим, так и очень плохим знаком. Возможно, его злоба, вызванная разлукой с приемной матерью, уже погасла, но также вполне возможно, что вместе с ней погасли и остальные чувства. В любом случае ей оставалось только одно – ждать и наблюдать. Еще через час она осторожно переменила позу, а к концу дня достала из сумки вязание, которое начала еще в Раковине, и принялась за работу. Друг не реагировал.

После обеда пришли слуги и кинули в окошко несколько кусков мяса, а потом спустили на веревке кувшин с водой. Друг впервые пошевелился, неуклюже соскочил с подоконника, доковылял до подношений, напился, глубоко погружая морду в кувшин, потом отщипнул несколько кусков мяса, взмахнул крыльями, тяжело, с явным усилием пролетел несколько шагов и снова плюхнулся на подоконник. Янтэ восхитилась его волей к жизни. Однако ее все еще терзала неуверенность. Он может позаботиться о себе – это хорошо. Но может статься, что он заплатил за выживание слишком большую цену – пожертвовал своей потребностью быть частью семьи, частью стаи ради возможности выжить в одиночку? Если это так, то ей придется либо убить его, либо выпустить в леса, где он скоро умет в одиночестве, не умея охотиться. Янтэ хотелось верить, что он предоставит ей хотя бы один шанс вернуть его, пусть искалеченного, но к обычной жизни. Но за все время, пока она просидела в комнате, Друг не подал ни малейшего знака, свидетельствующего о том, что такое возможно.

Когда солнце зашло и оранжерея погрузилась во тьму, Янтэ осторожно поднялась на ноги, вышла и прикрыла за собой дверь.

* * *

В коридоре ее ждал Аргред. Янтэ нахмурилась:

– Ты весь день тут просидел?

– Ага, – он улыбнулся по-мальчишески открыто. – Умираю с голода. Пошли на кухню, а? Я распорядился, чтобы нам там оставили еды.

Когда оба насытились, Аргред спросил:

– И что вы намерены делать завтра?

– То же самое.

– Просто сидеть?

– Да. Он позволяет мне находиться в оранжерее, и это уже хорошо. Он должен как следует привыкнуть к тому, что я есть. Когда он будет верить в то, что я буду всегда и никуда не денусь, он, возможно, осмелится приблизиться ко мне и говорить со мной.

– Они говорят?

– Не так, как мы. Они разговаривают между собой танцем. Всю ночь они спят на деревьях, утром улетают на охоту, а вечером возвращаются. Рассказывают друг другу, где встретили врагов, где нашли пищу. Делятся друг с другом добычей. Если один из диких летунов случайно заберется на охотничий участок другой стаи, стая не будет сразу на него набрасываться, а сначала предупредит танцем.

– А с ним что не так?

– Дикие летуны находятся со своими матерями около трех лет, пока не научатся всему, что должны знать. Друзья сохраняют связь со своими приемными матерями всю жизнь. Может быть, это значит, что они всю жизнь остаются немного детьми, но зато они более сообразительные и больше умеют. Лессэ забрала малыша от родной матери и оставила его. Он был очень испуган, чувствовал себя одиноко и не понимал, почему это с ним произошло. Ему захотелось причинить кому-то боль, как причинили ему, – и он напал на мою сестру.

Поймав напряженный взгляд Аргреда, Янтэ осеклась.

«Ой, я же сейчас говорю о нем! Его тоже оставила мать, когда он был совсем маленьким. Не так, как Лессэ, не по своей воле, но ему-то тогда откуда было это знать?»

Собравшись с духом, она продолжала:

– Не то чтобы он об этом думал. Это как если бы ты спал в теплой постели, а кто-то унес одеяло, и ты проснулся от холода.

– И вы намерены заменить ему мать?

– Я уже не могу этого сделать. Заменить ему мать должна была Лессэ. Теперь он уже слишком большой и другую мать просто не примет. Но я попробую подружиться с ним.

* * *

Так она и поступила. Первую декаду она просто сидела на полу, позволяя Другу привыкнуть к ее присутствию. Потом стала осторожно вставать и ходить по оранжерее. Убрала испорченное мясо. Вымыла пол. Стала открывать окна, давая доступ свежему воздуху. Стала сама носить ему еду и питье. Ставила кувшин и блюдо с мясом на пол в центре оранжереи и возвращалась на свой пост у дверей. Друг всегда выдерживал паузу, потом неспешно подходил, съедал мясо и возвращался на любимый подоконник, никак не давая знать, что заметил ее присутствие.

Янтэ стала приносить ему лакомства из сада: улиток, многоножек, ящериц. По ее просьбе Аргред ловил для нее птиц, а однажды поймал огромного толстого полоза. Друг гонялся за ним по всей оранжерее, своротил несколько кадок с цветами, а перекусив змее шею несколько раз, торжествующе подбросил ее в воздух. На птиц он тоже постепенно научился охотиться, и теперь Янтэ знала: если придется отпускать его в лес, у Друга будет шанс выжить. Это ее утешало, потому что она все еще не видела ни малейших признаков того, что летун когда-нибудь захочет с ней общаться.

В Линдали в одном из простенков висела картина неизвестного мастера. На ней была изображена беременная женщина в старинном платье, молодая и печальная, читающая письмо у своего окна в голубоватом утреннем свете. За спиной женщины на стене висела географическая карта, на которой невнятно проступали очертания материков. Вся картина была какой-то недорисованной, туманной, и оттого очень нравилась маленькому Аверилу. Бывало, в дождливые или ветреные дни, когда нельзя было гулять, он часами просиживал на подоконнике, глядя то в окно, то на картину, по которой скользили серые тени облаков, и лениво размышлял о том, кто эта женщина и о чем это письмо. Конечно, оно могло быть просто запиской от подруги, от матери или даже счетом из бакалейной лавки, но карта на стене будила фантазию, и Аверилу представлялось, что женщина получила долгожданное послание от мужа, который где-то далеко, за морями, прокладывает первые тропы в неизведанных лесах Берега Ящериц или Прибрежных Островов. И дальше он мысленно пускался в путешествие вместе с мужем этой дамы, участвовал в приключениях, о которых тот повествовал в письме, воображал себя их старшим сыном, который делит все тяготы и опасности пути с отцом. Воображал, что это о нем, о своем единственном и любимом мальчике, грустит та дама, и что позже она будет рассказывать по вечерам новой малышке (конечно же, у нее родится девочка!) о ее героическом брате, пока однажды они с отцом не вернутся домой, загорелые, пахнущие морем и ветром, все в шрамах и овеянные славой первооткрывателей.

Чего он никогда даже в самом дурном сне не мог представить, так это того, что сам окажется в положении этой дамы – что это его жена упорхнет за море навстречу нешуточной опасности и оставит его разве что не беременного, но напротив – совершенно опустошенного. Что он – и даже не он сам, а его мать – будет получать короткие записочки от госпожи Эстэ: «Сообщаю вам, что моя дочь совершенно здорова и благополучна», – и, стоя у окна, гадать, как там Янтэ, что с ней и вспоминает ли она о нем…