Метро 2033: Высшая сила - Сергей Антонов

– Только и слышим от него умные словечки! Предприятие, бляха-муха! – не удержался от комментария Леха. – Хватит нас запугивать! Темно, тихо! Ну и хрен с темнотой и тишиной! Где наша не пропадала?!

Как ни удивительно, но боевой задор Кипятка подействовал на Толика сильнее, чем пессимизм Громова. Может, Леха и прав? Пора противопоставить кремлевской мистике здоровое неверие в чудеса.

– Вперед!

Томский первым ступил на ровную, выложенную плиткой поверхность. Свет фонаря увязал во мраке, пробивая его не больше чем на пару метров. Деталей зданий рассмотреть было невозможно – просто темные громады разной формы.

Через полминуты Томского нагнал Громов. Он молча прошел мимо. Толику и остальным оставалось лишь следовать за проводником.

Данила не спешил. То и дело останавливался, всматривался в темноту и наклонял голову так, будто к чему-то прислушивался.

Несмотря на это, он едва не уткнулся в стену, которая не показалась, а в буквальном смысле выпрыгнула из темноты.

– Вот он. – Данила погладил белый камень с такой нежностью, словно встретил возлюбленную после долгой разлуки. – Архангельский собор… Странно. Не чувствую страха. Раньше у меня в этом месте поджилки тряслись. Анатолий, я хочу войти внутрь. Никогда не прощу себе, что был здесь и не осмотрел храм. Такой шанс…

– Понимаю. Дается раз в жизни. – Томский направил луч фонарика вверх, пытаясь рассмотреть архитектурные особенности собора, но смог увидеть лишь забранные ажурной решеткой окна – стены уходили вверх, где их съедала темнота. – Что ж, поищем вход.

– Это не проблема. Он должен быть где-то здесь. – Громов двинулся вдоль полукруглой стены, подсвечивая себе дорогу фонариком. – Не отставайте, друзья. Мне кажется, что в этой темени легко заблудиться.

Вход вскоре нашли. Небольшое крыльцо с восемью ступенями поднималось к простой деревянной двери. Данила поднялся наверх, толкнул дверь.

– Не заперто!

Томский впервые оказался в церкви, которая не подверглась разрушению. Первое небольшое помещение, в которое вошла группа, сохранилось так, словно священнослужители лишь недавно его покинули. Скамейки и стулья у стен. Какая-то поблескивающая позолотой ритуальная одежда на вешалке…

Однако впечатление это было обманчивым – здесь, судя по толстому слою пыли на полу и клочьев свисавшей с потолка паутины, уже много лет не ступала нога человека.

Громов прошел вглубь, открыл следующую дверь и замер на пороге. Анатолий взглянул через плечо Данилы и сразу забыл о том, что находится в храме Божьем.

– Твою мать!

То, что творилось в основном помещении храма, трудно было описать словами.

Лучи фонариков метались по стенам собора, разбегались в стороны и перекрещивались, заставляя вспыхивать покрытые сусальным золотом украшения. Однако Архангельский собор уже перестал быть домом Божьим. Если ангелы когда-то и заглядывали сюда, то уже ушли. Навсегда.

Сорванные со стен иконы валялись на полу среди кирпичей и обломков мраморных плит разрушенных надгробий. Поваленный иконостас был измазан фекалиями. Лики великих князей, святых и библейских персонажей, которые вандалы не сорвали, были старательно испорчены – на месте глаз у каждого чернели зловещие дыры, судя по характеру повреждений, выжженные свечами. Свечи были использованы также и для того, чтобы расписать стены множеством символов, явно не имеющих отношения ко Всевышнему. Изображенные копотью пентаграммы, надписи на латинском и рогатые рожи напомнили Толику его поход на станцию Тимирязевскую – в резиденцию сатанистов.

Томский подошел к алтарю. На нем лежала книга в коричневом переплете, пробитая насквозь, пригвожденная к столешнице тяжелым двуручным мечом. Часослов. С твердым знаком на конце… Новые хозяева храма в молитвах не нуждались.

Вход в царские врата был перегорожен перевернутым, вырезанным из дерева распятием, изображавшим Христа, Богоматерь и Иоанна Богослова. Верхом же святотатства было пугало, олицетворяющее священника. На массивный подсвечник были наброшены подризник и епитрахиль. Чучело смотрело на царские врата пустыми глазницами человеческого черепа с надетой набекрень митрой.

– Кто… Кто это сделал?!

Эхо подхватило возглас Корнилова и разнесло по самым дальним уголкам оскверненного храма. В ответ где-то на хорах послышался скрип дерева. Вспыхнул и задрожал огонек свечи.

– О, Великий Михаиле Архангеле, помоги мне, грешному рабу твоему! – прогнусавил тонкий голосок. – Избави мя от труса, потопа, огня, меча и врага льстивого, от бури, от нашествия и от лукавого. Авалс угоб! Хи-хи-хи!

– Эй, кто там?!

Томский вскинул фонарик, пытаясь поймать шутника в луч света. Не вышло.

Снова заскрипели половицы на хорах. Свеча погасла.

– Хи-хи-хи! Избави мя, раба твоего, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь и тремс!

– Анатолий, нам лучше уйти отсюда, – попросил Громов дрожащим голосом. – Оставаться здесь…

– Сам знаю. Уходим!

Томский бросился к двери, через которую вошел в храм, но она оказался заперта.

– Вижу центральный вход! – крикнул Кипяток. – Сюда!

Перепрыгивая через завалы, все побежали вслед за Лехой.

– Тремс! Тремс! Авалс угоб! – завывали с хоров сразу несколько голосов. – Всем вам – тремс!

На бегу Толик, уже знакомый с особенностями нового кремлевского наречия, перевел «тремс». Смерт. Смерть!

Оказавшись на ступенях парадного крыльца, Томский обернулся, чтобы убедиться, все ли выбрались из бесовского логова.

Выбрались все. Последним выбежал Вездеход. Карлик не растерялся и прихватил подсвечник, который был в два раза выше его.

Носов закрыл двустворчатую дверь и подпер ее подсвечником. Очень вовремя. За стеклянными окошками двери заметались чьи-то тени. Дверь вздрогнула от удара.

– Братских народов союз вековой! – завопил кто-то. – Славься, страна! Мы гордимся тобой! Да будет свет! Хватит дрыхнуть, сволотня! Все ко мне! Именем Российской Федерации!

Крик доносился со стороны, которую закрывала стена собора.

– Я сейчас…

Томский взял «калаш» наизготовку, спустился с крыльца и обогнул угол собора.

В этот момент кремлевский двор озарила багровая вспышка одной из рубиновых звезд. Прежде чем Кремль вновь погрузился во мрак, Толик успел рассмотреть громаду Царь-пушки и восседавшего на ней человека. Тот оседлал монументальный ствол орудия в позе Мюнхгаузена, готовящегося совершить полет на Луну.

Четверо крепких парней, появившихся на Боровицкой, хоть и старались оставаться незаметными, но слишком спешили для того, чтобы не обращать на себя внимания. Их одежда резко контрастировала с нарядами коренных обитателей станции, а солнцезащитные очки выдавали в парнях пришельцев, не привыкших к яркому свету ламп Боровицкой. Их черная форма чем-то напоминала гимнастерки офицеров Ганзы, но отличалась кроем и отдельными деталями.