Ловцы душ - Александр Мазин

Корт молча принял награду, от удивления не зная, что сказать. Посадник продолжил:

– Носи гордо, пусть все видят меру твоей храбрости, – и поднял его руку вверх ко всеобщему ликованию, а потом добавил тише: – А из города всё-таки убирайся, сроку тебе до полной луны даю.

Потом к Корту подошли Щурка и Кандыба, а у него от усталости и переживаний даже язык с трудом ворочался. Гридни тем временем, стоя на берегу, споро забрасывали палубу корабля соломой и хворостом, подниматься на неё никто не рисковал. Когда всё было готово, вежливо попросили Корта поучаствовать. Тот согласился.

Ладью оттолкнули от пристани, и по сигналу сотника в небо взметнули сотни огненных стрел. Судно быстро занялось, в наступающей ночи пламя освещало стрежень и отражалось в нём, так что казалось, пылающий корабль плывёт по огненной воде.

Три дня ночевал Корт у Кандыбы, пока нога не зажила, а потом решил отправиться странствовать. Если бы его спросили, куда он идет, он не смог бы ответить, но чувствовал, что надо. Однако его никто не расспрашивал, все понимали, что Корт и сам знает, что делать. Снарядили его в дорогу как следует: кузнец не поскупился, да и все ремесленные сотни скинулись и подарили Корту лошадку, выносливую и спокойную, очень ему подходившую.

На проводы собралось немало народа, но посадник не присутствовал. Корт с ним не виделся после того, как кузнец расплавил чашу из кургана в своей кузне.

С Кандыбой Корт попрощался тепло, не обошлось без намёков на женитьбу на одной из дочерей кожемяки, но Корт отмахнулся, мол, зачем сотенному голове такой зять. Щурка остался у него в помощниках. Когда они уже вышли за город, бывший приказчик тихо сказал охотнику:

– Я тебе крепко должен, ты спас меня от того, что страшнее смерти. Уйти за Кромку можно по-разному. Я бы тебе побратимом стал, но не хочу быть тебе обузой. Знай же, что при случае я за тебя жизнь отдам. А в залог моего обещания вот тебе моё настоящее имя: Доброслав.

– Успокойся, Щурка, от такого брата, как ты, я бы не отказался, может, ещё свидимся, тогда побратаемся. А пока прощай, но тоже знай, что моё настоящее имя – Корибут.

Охотник оставил поражённого именем Щурку на пристани, а сам не спеша поехал по лесной дороге, петляющей по склону холма. С его вершины открывался удивительный вид на все четыре стороны света.

Возмущенная толпа шумела, кричала. Еще никогда Славка не видела людей такими встревоженными и обозленными. И вдруг разом все стихло.

Начал хлестать дождь, утяжеляя одежду, пригибая спины, делая людей на площади перед кремлем еще более хмурыми.

Славку и мать люди старались обходить, но иногда кто-то мог, неожиданно толкнув девочку, сбить ее с ног. Славка никак не понимала, куда подевались их страх и робость, заметные всегда, ежели кто-то из них отваживался приблизиться к ее родителям.

Девочка стояла, напуганная, кутаясь в накидку, и крепко сжимала ладонь матери. Уж она-то защитит. Славке рядом с ней ничего не грозит.

Но мать стояла, бледная, холодная и чужая, и почему-то старалась не глядеть Славке в глаза. Именно тогда все и началось.

По толпе разнесся шепот:

– Дюжина жертв… пришла за новыми, если не подчинимся…

Что означают эти слова, Славка плохо понимала. Понимала она только, что случилось что-то очень плохое. Возможно даже, кто-то умер. Не зря же люди собрались на площади, охают и рыдают средь бела дня, вместо того чтобы работать. А отец оставил их с матерью в этой толпе, даже не попросив воя приглядеть за ними.

«Как будто мало было бед и без этого!» – с тревогой думала девочка, осторожно вытирая нос рукавом, пока не видит мать. Играя у себя в комнате, она иногда слышала, как говорили взрослые между собою. Из их разговоров Славка уже знала, что эта поздняя осень принесла в их земли много горя и бед. Люди и скот гибли без числа. И говорили, что теперь, мол, будет только хуже.

Вой в блестящей кольчуге подошел к ним и, оглядев Славку, ткнул в нее пальцем. Мать воинственно подалась вперед, а где-то позади Славка услыхала возмущенное ворчанье тучной кормилицы.

Обернувшись, Славка увидела, что та обнимает лопоухую девочку. Вой двинулся к кормилице и выдернул девочку из ее рук за воротник рубахи. Тетка горестно охнула и повалилась в грязь, закрывая лицо морщинистыми руками.

Славка, которую мучили косые струи дождя, холодные и твердые, как ледышки, испугалась и расстроилась.

Таща плачущую девочку за тонкое запястье, вой снова подошел к матери и еще раз указал на Славку. Мать вздрогнула и крепче сжала ее руку, испепеляя воя глазами. Дружинник попятился.

«То-то же!» – немного успокоилась Славка, но тут к вою подошли еще двое. Девочка впервые увидела на лице матери настоящий страх.

Из толпы появился отец. Статный, грозный, облаченный в железо. Не глядя на мать, он молча взял Славку за руку и подтолкнул ее к вою. Молча отпустил Славкины пальцы, которыми она сжала его крепко-крепко, и подался назад, в толпу.

Вдруг стало еще холоднее. Лопоухая девочка в руках воя ныла не переставая. Славка не боялась. Она не привыкла бояться. Да и чего бояться дочери воеводы?

Вой грубо потащил их дальше в толпу. Его грубость очень не понравилась Славке. Взбрыкнув, она попыталась смахнуть тяжелую руку воя, за что ей прилетел мощный удар по лицу.

Впервые в жизни Славку ударили по лицу. Но далеко не в последний раз.

Хлебнув грязной жижи, она упрямо поднялась на ноги и, обтерев рукавом грязь и кровь, стала искать в толпе отца. Но его не было видно. Славка вдруг смекнула: больше он ей не помощник.

Вскоре вой дотащил их до края площади. Никто не препятствовал ему. Стоя среди рыдающих девочек, дрожащих в мокрых рубашках, с прилипшими волосами и перепачканными грязью ногами, Славка никак не могла понять, что их ждет и куда их всех поведут. Но вдруг она заметила, куда смотрят все девочки, точнее, на кого.

Тогда Славка впервые увидела Ее.

Рогведа стояла на деревянном помосте, сдвинув тонкие брови цвета ржавчины. Ее нарядный темно-зеленый сарафан был украшен искусной вышивкой. Шея была увешана оберегами, пальцы и запястья – перстнями да браслетами. В ушах блестело золото. Рогведа была прекрасна, но облик ее вселял лишь ужас. Еще ничего не зная, не понимая, Славка догадалась, что все вооруженные вои вокруг – не такие уж и грозные. Нет, конечно, их надо было опасаться. Особенно с тех пор, как они почему-то перестали защищать их с матерью и отцом. Но все они не так пугали, как Она.

Тяжелые медные кудри разметались по широким плечам Рогведы. Кожа ведьмы (а Славка сразу поняла, что перед нею настоящая ведьма, хотя всегда считала, что кормилица, рассказывая про ведьм, просто пугает ее, чтобы она не шалила) была гладкой, белой и прозрачной, как у неживой. Словно не ходила она по земле, не стояла сейчас под хлещущим дождем на деревянных досках, словно ветер не продувал насквозь ее роскошное одеяние. Да, такой кожи не было даже у матери Славки.