Наизнанку. Лондон - Маша Крамб

– Негусто, на самом деле. Состояние надписей, как и моё знание латыни, оставляет желать лучшего. Se intra limen facere. Странно, но у нас дословно такой пример был в учебнике на склонение глагола intrare. Переступить порог. И следом было что-то со словом rapido.

– Я знаю, знаю! – вклинился Тимоха. – «Быстро», да?

– Именно, «быстрый». Потом ещё prope ianuam. Ianua – это дверь. Судя по окончанию, типа «у двери», может, «рядом с дверью». А на соседней строчке lazureus и fumeus. Первое – «синий». Логично предположить, что и второе – цвет. Но я не помню.

– Зуб даю, это «серый». Или «белесый».

– Не, вариантов белого у них было штук шесть-семь. Но ничего похожего. Почему «серый»-то?

Тим почувствовал себя лингвистом.

– По аналогии с испанским No fumar. Вот у тебя какой цвет ассоциируется с дымом? Серый да белый.

– У меня гениальный младший брат! Итак, если всё это в кучу собрать, то получается: «Око ворона. Переступить порог. Быстрый. Рядом с дверью. Синий и серый». Как-то так. Идеи?

– Ну, поискать сине-голубую дверь? С выдающимся порогом?

Поиски не увенчались успехом. Дверей нашлось целых две штуки, но одна в прошлом зеленая, а другая – очевидно неподходящая: вертикальный кусок проржавевшего железа.

– С чего мы вообще решили, что это загадка? И те три с половиной слова, которые ты вспомнила – важные ключи? – Тим оправдал свое предсказание о «необходимости его незамутненного разума».

Соня затруднялась ответить.

– Пойдем уже, знаток античности. Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Грин парк».

Тим хотел было добавить ещё что-нибудь про «смотрите под ноги», но вместо этого сказал:

– Хм, via – это «туда»?

– Via – это «дорога». А что?

– Как тебе сказать…

На стене, прямо рядом со входом в тоннель, красовалось «Via ad ianuae Oculi». И стрелка.

– Дорога к двери Ока, – перевела Соня.

– Беру свои слова обратно.

* * *

Тим скучал по молчаливой Соне. Она болтала без умолку: сама выдвигала теории, что бы могли означать слова с «Чаринг Кросс», сама же их опровергала. В собеседнике она особо не нуждалась. Время от времени вставленные «угу», «ага» и «Думаешь?» вполне её удовлетворяли.

Впереди засветлело. Соня замолчала на полуслове.

– Но как? – Она вопросительно смотрела на брата.

– Без понятия. Давай-ка ты пойдешь за мной.

«Грин-парк» сияла, как рождественская гирлянда ярко и бодро. Гула слышно не было, тихое жужжание и то угадывалось с трудом. Больше никаких звуков.

– Похоже, мы здесь одни, но ты все-таки не высовывайся. Мало ли.

Довольно быстро они убедились, что действительно были единственными обитателями станции. По большому счёту, кроме того, что тут горел свет, ничего примечательного в «Грин-парк» не было. Очень похожа на Изначальную станцию.

– Профи включили? – прозвучала Сонина версия наугад.

– А на предыдущих тогда почему темно? У них, поди, с собой фонари мощные были. И вряд ли бы они стали тормозить ради рубильников. Ты же помнишь, время тогда серьёзно поджимало. Ладно, чего гадать? Нам же на «Пиккадилли»?

– На «Кенсингтон». На Изнанке она «Кенсингтон».

– Какая разница. Идём.

Проходя мимо перехода на «Викторию», остановились. Неприятное препятствие: поперек платформы разлилось нечто напоминающее слизь или желе. Соня уже практически сделала шаг, как Тим одёрнул её.

– Не стоит, – сказал он и показал за край платформы.

На первый взгляд казалось, что жижа стекает вниз, но она не двигалась. Стояла колом, будто замерзшая струя воды. Обмотав руку рубашкой, Тим разбил стекло, закрывающее карту метро. Выбрал осколок побольше. Все-таки укололся. Пустяк, одна маленькая капелька крови. Ткнул нехитрым оружием в застывшую жижу, и та затряслась не хуже ванильного пудинга. Вся, целиком, от рельсов и докуда было видно. Стекло выпало из рук прямиком в вязкую субстанцию.

– Знаешь, обойдем по другой стороне. Не нравится мне эта штуковина.

Сестра согласно закивала. Ботинок, застывший посреди желеобразной лужи, усиливал жуткий эффект.

Задержись они чуть дольше, увидели бы, как вокруг осколка из жижи вытянулись дрожащие щупальца. Существо (если к этому подобию желе вообще применимо слово «существо») словно обнюхивало Тимохину каплю крови. Не прошло и секунды, как щупальца сомкнулись вокруг осколка. И того меньше времени ушло на то, чтобы кровь полностью растворилась. По всей поверхности слизи пробежала волна, следом ещё одна. Тварь оживала и медленно сползала на рельсы.

– Ну, конечно же! – воскликнула Соня, зайдя в переход на линию Кенсингтон. – У нас точно так же!

Стены перехода были усыпаны маленькими квадратиками мозаики. Здесь, на выходе с линии Бридж, преимущественно серыми, с редкими синими вкраплениями. Но по мере приближения к Кенсингтон картина менялась на противоположную. Лишь количество белых квадратов фона оставалось прежним. Соня радовалась как ребенок. Загадка же! Тим вернул её на землю.

– Всё клёво, ты была права, но нам сейчас не до того.

Улыбка растаяла, вернулось сосредоточенное выражение лица.

– Идем.

Ушли они недалеко. Лестница на платформу оказалась отрезанной глухой металлической перегородкой.

– А я всегда мечтал увидеть, как закрываются эти защитные штуки у нас в метро. Мечты сбываются.

– Попробуем через голубую ветку? Правда, там эта плоская медуза, – предложила Соня, но судя по голосу, возвращаться ей не хотелось.

– Других-то вариантов у нас нет.

Жижа исчезла. Абсолютно. Ни пятнышка, ни капельки.

– Это странно, – растерянно сказала Соня.

– Не то слово. Давай убираться отсюда, от греха подальше.

Убраться подальше не вышло. Сестра-близнец защитной заслонки не позволяла перейти на Викторию.

– Вот чёрт! – Тимоха злился.

Ситуацию спасла Соня.

– Мелкий! Я поняла! Это переход. То есть проход. То есть дверь.

Она уже бежала, скорее туда, к разноцветной мозаике.

– Эй, притормози, – крикнул Тим и налетел на сестру, вставшую, как вкопанная.

По рельсам лениво перекатывалась дрожащая волна. От тоннеля до тоннеля и обратно.

– Вот и нашлась пропажа, – прошептал Тим, инстинктивно прикрывая сестру спиной. – И, кажется, привела с собой подружек. Она же не была такой огромной.

Сзади послышалось сдавленное мычание.

– Какая там ближайшая лаборатория?