Сивилла - волшебница Кумского грота - Людмила Шаховская

— Где же твой дар?

Брут молча подал старую толстую безобразную палку, с которой он много лет почему-то не расставался, не менял ее ни на какие другие более изящные трости, даримые друзьями.

Жрец поглядел на него с недоумением, подумав, не насмешка ли это, но отверг такую мысль, принял оригинальный дар, проворчав как-то конфузливо, что боги принимают всякое приношение, если дается с верой.

Жреца удивило, что деревянная палка слишком тяжела. Отнеся ее вместе с прочими только что полученными вещами в хранилище, он нашел внутри ее красивый золотой посох.

Брутова палка впоследствии долго была поговоркой римлян в смысле величия души, скрытой под личиной дурачества, эксцентричности, неуклюжих манер.

Эта аллегория окончательно убедила жрецов принять сторону Брута, поступки которого им были давно известны через Евлогия и других агентов.

Принеся жертвы на алтаре, римляне подошли к дверям зала прорицаний, и тотчас при раздавшемся оглушительном звуке труб и литавр, заигравших марш мрачного мотива, из темного грота скалы, к которому примыкал храм этой стороной, вышла старая жрица в греческих девичьих одеждах, с золотой повязкой и лавровым венком на распущенных волосах.

Это была пифия-прорицательница.

Она уселась на золотой треножник, стоявший над устьем пещеры.

Жрецы стали взывать к Аполлону, и тотчас из недр горы поднялось белое облако такого густого пара, что совершенно скрыло пифию от глаз вопрошающих, а когда оно рассеялось, прорицательница казалась спящей и как бы в бреду говорила отрывистые слова.

— Вопрошай и слушай! — сказал жрец Арунсу. — Вопрошай как можно короче и яснее.

— Когда Тарквинию, властелину Рима, будет грозить опасность? — спросил молодой человек.

— Слушай внимательно! — повторил жрец.

— Когда собака заговорит с людьми, — ответила пифия.

— К кому перейдет его власть?

— К одному из вас… к тому, кто прежде других поцелует свою мать.

Жрецы закрыли дверь зала прорицаний занавесью, давая понять, что гадание кончено, а если хотят продолжать, то должны внести новую плату вперед.

Ответ, назначенный для Тарквиния, жрец записал и запечатал свиток, а полученный для себя юноши решили лишь запомнить. Запомнил его и Брут.

Это гадание ничего существенного для их путешествия не представляло. Они ездили за ним лишь между прочим, поэтому и не видели надобности в очень быстром доставлении ответа отцу, который, возможно, даже успел забыть все советы сивиллы, как все быстро забывал от старческой рассеянности и винного кубка.

Юноши отправились в «золотые Афины» — обетованную землю всех щеголей, кутил, мотов того времени, в полной уверенности, что чудаковатый Брут там не уследит за ними.

Старик даже не пытался следить, решив, что этих юных бездельников ничем нельзя исправить, их никакие мудрецы не вразумят.

Они делали вид, будто слушают лекции разных философов, а он делал вид, будто верит этому. Они ликовали, хвастаясь друг другу умением обмануть Брута, не подозревая, что тот обманывает их мнимым доверием, мнимой недогадливостью.

Когда «золотые Афины» потускнели перед их глазами, наскучили, осенью молодые люди перебрались в Коринф, а оттуда на Родос «смотреть тамошних колоссов».

Знаменитый маяк, устроенный в виде гигантской статуи Гелиоса, главного божества, чтимого на Родосе, стоявшего с фонарем в руке в виде солнечного диска, расставив ноги между двумя берегами гавани, — этот маяк-колосс, считавшийся одним из чудес мира, стоял только 50 лет после его сооружения, а затем упал от землетрясения.

В эпоху Тарквиния Гордого этого колосса Родосского уже не было, но на острове имелось в разных местах до сотни колоссов, хоть и не столь огромных, но тем не менее достойных внимания путешественников, которые ездили на Родос специально чтобы видеть эти статуи, имевшие каждая свою занимательную историю: по поводу чего и кем сооружен, какие были от него чудеса или звуки.

На Родосе жили также некоторые ученые, читавшие лекции.

В числе нескольких других островов юноши посетили Кипр, знаменитый храмом Венеры-Киприды, посетили оракулы Трофония, Амфиарая, и Гермеса в Фарах — городе области Ахайи на реке Пиэре.

Последнее из посещенных сыновьями Тарквиния мест прорицаний, как и все, было весьма оригинально: перед статуей Гермеса, на городской площади, был помещен каменный очаг с медными лампами. Гадание происходило только по вечерам.

Жрецы этого божества возжигали курения, клали на очаг данную гадающими монету и позволяли шептать статуе на ухо сколько угодно вопросов, не допытываясь знать их содержания.

Кончив эту процедуру, гадающие, зажав себе уши, чтобы ничего не слышать, уходили, а за чертой площади, в определенном для того месте, отнимали руки от ушей.

Услышанное ими из говора прохожих первое слово считалось ответом этого оракула, причем, конечно, его агенты могли подстерегать гадающих и говорить нарочно что-либо подходящее.

Арунса и Тита, приехавших сюда без слуг инкогнито, не объявивших, кто они такие и о чем спрашивают, как видно, у Гермеса никто не подстерегал, и оттого ответы получились глупые.

В говоре прохожих Тит уловил прежде всего слово «дурак», а потом «паук», а Арунс — «петух». Они оба надулись при таких предвещаниях, но сказали про ответы совсем другое и друг другу и Бруту, не пожелавшему гадать здесь.

Однако через некоторое время Арунс, вопрошавший об успехе своей любви, ухитрился найти смысл даже в этом нелепом ответе: ему стало казаться, что в слове «петух» заключается совет драться с каждым соперником, а шлем украшать вместо гривы павлиньими перьями.

В один веселый день после кутежа с приятелями из афинских студентов Арунса осенило новое вдохновение: он, латинянин, иноземец, не вслушался достаточно хорошо в речь прохожего грека. Гермес устами этого человека провещал ему вовсе не «петух» (алектор), а «избиратель» («электор») или даже «блеск» (электрон).

Еще через несколько дней после нового кутежа все три слова соединились в голове юного вертопраха, совершенно гармонично составив определенное прорицание, сулящее ему «блеск» от единодушного голосования всех римских «избирателей» после смерти отца, если он, подобно «петуху», заклюет, уничтожит, победит всех своих противников и конкурентов в борьбе за власть — всех, не исключая и брата Секста.

В голове Арунса закружились золотые мечты о будущем могуществе.

Простоватый Тит не делал никаких комбинаций из полученного им ответа, но это навело его на мысль поднести в подарок брату жреца Евлогия, придурковатому Евлалию, будто бы привезенный из Греции ларчик, наполненный самыми крупными пауками, которых тот страшно боялся, и таким образом выполнить прорицание Гермеса относительно слов «дурак» и «паук».