Атаман. Тест на прочность - Максим Гарин

Вконец разругавшиеся с городскими ряжеными, местные казаки тоже вернулись домой. Семьи их жили совсем небогато, мужчины не могли себе позволить надолго отвлекаться от работы.

Да и эфэсбэшники, обнаружив самозваный отряд, посоветовали отправляться домой подобру-поздорову. Не путайтесь под ногами, есть кому заниматься «одиноким ездоком».

Городские мини-«атаманы» застряли в астраханской гостинице, проживая деньги из казачьего фонда. Ели, спали, парились в сауне. Подрались в ресторане с компанией азербайджанцев. На следующий день подрались уже между собой. В довершение ко всем подвигам один из них потерял сделанную на заказ саблю с серебряной инкрустацией на рукояти, причем не мог даже вспомнить где…

Две машины с дагестанцами прищучили люди в камуфляжной форме. Если бы не прокурор Рагимов, арестованные гнили бы на зоне, как злостные террористы-ваххабиты. Но прокурор, как и предсказывал Самир, вытащил своих людей в Махачкалу.

Там прошел суд по всем правилам. Подсудимым вкатали срок за незаконное хранение оружия. «Отсидку» организовали в местной колонии — это означало вернуться в горы, в свой аул и носа оттуда не высовывать до окончания срока. Впрочем, осужденных заранее предупредили, что в случае приезда московской комиссии их ненадолго водворят на положенные по закону нары. На плаву остался один Самир. Шеф передал ему с посыльным благодарность и деньги, приказал продолжать работу уже без водителя, по собственному разумению. Испугавшегося и бросившего «службу» водителя разыскали на Украине, он получил по заслугам…

Катин муж, так и не нашел супругу — она вернулась сама. Молчаливая, будто в воду опущенная. Вадим решил не набрасываться сразу с дознанием. Накормил едой собственного приготовления, собственноручно искупал» и отнес на руках в постель. Сам лег отдельно — и всю ночь не спал, скрестив руки на затылке…

* * *

Выехав из Ростова, Терпухин случайно встретил на дороге фуру, под завязку забитую мешками с мукой. В качестве сопровождающего ехал один из казаков, знакомых по первому рывку за Гоблином.

Перекинулись словом. Казак объяснил, что станичники сами перемалывают зерно на станичной мельнице, сами продают, чтобы не кормить посредников. Рассказал, чем кончился рывок за Гоблином, как опозорились, судя по слухам, городские «начальнички». Услышав про потерянную саблю, Юрий вспомнил о той, что хранилась у него дома.

Сабля осталась от прадедова брата, награжденного за отвагу в первую мировую. История была долгой, до теперешних дней оружие дошло обкорнанным наполовину. Все дело было в надписи по клинку — старинной, с ятями и красивыми росчерками: «За Веру и Верность».

Герой первой мировой, кавалер настоящих, а не бутафорских Георгиевских крестов погиб в гражданскую. Оружие хранилось у старшего его сына. Когда в тридцатых начались по станицам обыски и ссылки, жена убедила наследника избавиться от сабли. Надпись ведь прямо свидетельствовала о службе царю-батюшке.

Старший сын героя работал в колхозе на машинно-тракторной станции и решил разрезать саблю электросваркой, чтобы не досталась никому. Сердце обливалось кровью, пока он сделал первый поперечный разрез. На большее сил не хватило. Обманул жену, что выбросил оружие, а сам запомнил место, где закопал. Потом, уже в шестидесятых, ее выкопали — с таким же ясным блестящим клинком. В конце концов она попала к Юрию и висела в доме на стене, на почетном месте. Гравированная надпись начиналась от рукояти, поэтому большая ее часть сохранилась, кроме самых последних букв.

Теперь Атаман понял, какое оружие нужно взять с собой против Гоблина. Нет худа без добра — в свое время саблю изувечили, но зато теперь ее удобнее прихватить в дорогу…

Только ради этого Терпухин сделал немалый крюк в сторону родного хутора. Заехал ночью, снял саблю со стены и сразу вернулся к мотоциклу. Дом притягивает не хуже магнита. Только сядь за стол, только вдохни запах стен и печи — потянет заморить червячка. Поешь — захочется поспать.

Нет уж, он и раньше ничего на потом не откладывал, а теперь и подавно нельзя.

Начать Терпухин решил оттуда, где закончил. Отправился прежним маршрутом к волжскому устью.

За время от середины августа до начала ноября погода изменилась радикально. На скорости холод удваивался/утраивался. Постоянно лили дожди, одежда не успевала просохнуть. Неровный асфальт испещрен был лужами, каждая третья встречная машина обдавала мутным фонтаном.

В городе о бородатом мотоциклисте уже подзабыли: много новых событий успело произойти.

Терпухин отправился дальше, в сторону казахстанской границы, где вроде бы терялись следы врага. Здесь уже спрашивать было не у кого — голая степь, безлюдье.

Он не заметил, где и когда пересек границу, но, судя по всему, находился уже на чужой, не российской территории. Впрочем, чужой он не мог ее назвать ни вслух, ни про себя. Терпухин вырос на одной шестой части суши, успел за нее повоевать, и для него эта страна была еще жива.

Принял на север, в противоположную от Каспия сторону, рассчитывая наткнуться где-нибудь на пограничников, расспросить о колоритной фигуре на «Харлее». Несколько раз проезжал руины каких-то строений, будто раскуроченных снарядами или бомбами. Правда, отсутствие запаха гари указывало скорей на стройки начатые и заброшенные, из которых кто-то потихоньку выламывает кирпичи для своих нужд.

Где-то все было разобрано подчистую, до фундамента. Где-то и фундамента видно не было, только огромная труба, указующая в небо, как перст.

Потом Терпухин наткнулся на ржавый «Икарус» без колес и малейшего намека на стекла.

Спустя несколько часов впереди послышалось многоголосое блеяние. Юрий сбавил скорость, чтобы не сбить ненароком овцу. Стал объезжать стадо в поисках пастухов. Людей не было видно, только несколько здоровенных собак непонятной породы подскочили к мотоциклу со злобным лаем, норовя вцепиться седоку в ногу.

— Эй, хозяева! — крикнул Юрий, уводя мотоцикл в сторону.

Потом вспомнил, что треск движка — достаточно громкий звук в здешней пустынной местности и говорит сам за себя. Сейчас вылезет кто-нибудь из пастухов. Но появляться никто не желал, только клыкастые собаки, не переставая, гонялись за неведомым для них чудищем и не давали Терпухину остановиться.

Объехав по периметру стадо в сто — сто двадцать голов, он так и не обнаружил никого из породы двуногих. Плюнул и поехал дальше. Машина все чаще пробуксовывала, оставляя за собой глубокую колею, а вечерний небосвод обещал в скором времени очередной ливень. Развезет окончательно, придется останавливаться на вынужденную ночевку на бескрайнем ровном «столе», продуваемом сырым ветром.

Терпухин почти смирился с мрачной перспективой, когда на горизонте показался, огонек. Взяв курс на спасительный маяк, Атаман причалил к жалкому, никак не огороженному домишку.