В плену желания - Джорджетт Хейер

Молодой человек улыбнулся, выслушав эту жизнерадостную историю, но затем, слегка нахмурившись, с серьезным видом сказал:

– У меня тоже, представьте себе, есть тетушка, которая, по словам моей матери, получает ни с чем не сравнимое удовольствие, преподнося огромные жертвы на алтарь семейных интересов, но вы, полагаю, не станете утверждать, что хоть в чем-то похожи на нее?

– Ни в коей мере, – заявила Кресси. – Приносить себя в жертву я не собираюсь. Наихудшее, что готова терпеть, сопровождая бабушку в Уэртинг, – так это скука. Впрочем, с ее острым языком долго не заскучаешь.

Кит приоткрыл перед девушкой дверь, ведущую с террасы в дом. Кресси, остановившись перед порогом, промолвила:

– Благодарю за розы. Здесь, в Рейвенхерсте, вы ведь соблюдаете деревенский распорядок дня, да? Прикажите, пожалуйста, одному из слуг провести меня в отведенную мне комнату. Уже пора переодеваться к ужину.

– Лучше найдем мою маменьку, – ответил Кит. – Не сомневаюсь, она захочет сопроводить вас туда лично.

Искать леди Денвилл не пришлось, потому что, когда Кит провел Кресси в главный вестибюль Рейвенхерста, графиня как раз решила спуститься по лестнице им навстречу. Она выглядела немного обеспокоенной, но, завидев Кресси, просияла и поспешила вниз по ступенькам заключить крестницу в объятия.

– Дитя мое! А я не знала, куда ты подевалась. Мы с тобой и парой слов не перекинулись.

– Прошу прощения, мадам! Денвилл повел меня показывать ваш розарий и был столь любезен, что нарвал мне этот замечательный букет. Розарий великолепный! У нас в Стейвли нет ничего похожего на него.

– Да, чудесный розарий, – согласилась леди Денвилл. – Так много пришлось поработать над этим… Кресси! Я должна тебя заранее предупредить, что общество здесь собралось прескучнейшее. Меня, признáюсь, гложет сожаление, что приходится подвергать тебя столь тяжкому испытанию. Мой брат уже всем надоел своими морализаторскими проповедями и предложениями… Эмма с каждым прожитым годом становится все скучнее и бесцветнее. Она бубнит что-то себе под нос, словно мышь, пролезшая в сыр… Об Эмброузе я уж молчу! Со стороны его можно принять за провинциального простака…

– Вы тут ни при чем, крестная, – рассмеявшись, прервала ее излияния Кресси. – Я прекрасно понимаю, что мой приезд сюда вам навязали. Уверена, любое общество, в котором присутствуете вы, скучным быть уж никак не может!

– Оно, конечно, так, но я ужасно устала… совсем без сил, – призналась ее светлость. – Мне пришлось приказать Нортону подавать ужин сегодня пораньше, потому что твоя бабушка заявила, что не собирается засиживаться и хочет пораньше лечь спать. Нам придется сесть за ужин в шесть часов. Не понимаю, почему следует ужинать при дневном свете лишь потому, что ты в деревне. Впрочем, ничего страшного. Я приказала подать настоящий ужин в одиннадцать. К тому времени, надеюсь, леди Стейвли уже отойдет ко сну.

– Вы не можете сказать, Кресси, будто я утаил от вас то прискорбное обстоятельство, что и в нашей семье имеются родственники, которые заставляют меня краснеть от стыда, – заметил Кит.

– Господи! – воскликнула леди Денвилл. – Ну вы же видите, какие треволнения мне довелось пережить! Впрочем, Кресси доподлинно известно, что ее бабушка может посеять в моей душе невероятное смятение.

– Конечно известно, – сказала мисс Крессида, глядя на крестную удивленными глазами. – А что, бабушка сильно не в духе? Не сердитесь на меня за то, что я оставила ее на ваше попечение. Я просто подумала, что без меня под боком бабушка успокоится значительно раньше. Как она? Утихла?

– Не сказала бы, хотя пару минут назад, когда мне все же удалось проводить ее в опочивальню, твоя бабушка уже не казалась мне такой желчной и готовой раздражаться из-за пустяков, – немного подумав, сказала леди Денвилл. – К счастью, она заметила, что материя на шторах в Голубой гостиной выгорела… Никогда бы не подумала, что буду благодарна Всевышнему за это, К… Эвелин. Когда-то я выписала эту ткань специально из Лиона, и твой отец, узнав, сколько это стоит, был вне себя от раздражения. На самом деле я огорчилась, увидев, как сильно выгорели шторы, но в каждом несчастье можно найти что-нибудь хорошее. Леди Стейвли весьма приободрилась и принялась вычитывать меня за ту глупость, которую я, видите ли, учинила. Дорогая Кресси! Полагаю, мне следует тотчас же отвести тебя в твою комнату. Нельзя ни в коем случае заставлять твою бабушку ожидать ужина. Мне сказали, что с вами не приехала твоя горничная. Я пришлю к тебе Римптон. Только не позволяй ей важничать. Порой я удивляюсь, почему терплю ее причуды, но как камеристке ей нет равных.

Хотя мисс Стейвли нисколько не сомневалась в мастерстве мисс Римптон, она отклонила предложение крестной, сказав, что Джейн, бабушкина прислуга, сделает все необходимое. Было бы странно растрачивать таланты камеристки, скорее напоминающей компаньонку при своей хозяйке, на простейшую задачу подать юной леди платье из оранжевого крепа, которое Кресси очень подходило… Поэтому сказанное воплотили в жизнь в покоях леди Стейвли под ее неусыпным оком. Старушка снизошла до сдержанного одобрения наряда, однако заметила, что юбка излишне узка, добавив свою коронную фразу: она не знает, во что превратится мир, если женщины станут выглядеть словно жерди. Пренебрегая модой на завышенную талию и облегающие юбки, леди Стейвли облачилась в верхнее платье из черного шелка с юбкой на китовом усе поверх вышитого серебряной нитью нижнего платья. Волосы ее покрывал накрахмаленный чепец из черных кружев. На руках были перчатки. В правой старуха держала веер. В отличие от внучки, которая носила легчайшие шелковые туфельки, леди Стейвли выбрала из своей обширной коллекции старомодной обуви пару башмаков с высокими каблуками и пряжками, украшенными драгоценными каменьями.

Кресси в порыве озорства сказала, что ей не хватает только мушки на щеке.

– Мушки вышли из моды еще до твоего рождения, – отрезала почтенная вдова. – Джейн! Теперь можешь ступать… Погоди! Подай-ка мне трость… из черного дерева… Да, эту… И скажи Уильяму, чтобы он тотчас же явился. На этих скользких ступенях меня обязательно надо поддерживать. – Стоило безмятежной служанке прикрыть за собой дверь, леди Стейвли повернула голову к Кресси и требовательным голосом спросила: – И где ты пропадала столько времени, мисс?

– Гуляла по розарию с лордом Денвиллом, мадам, – ответила внучка, нисколько не смутившись от резкости слов бабушки.

– Гм-м…

Пожилая леди, внимательно разглядывая в зеркале свое изборожденное морщинами лицо, взяла скрюченными пальцами пуховку и нанесла на дряблые щеки последний слой пудры.

– Даже не поинтересовалась, нужна ли ты мне…

– Я знала, что не нужна, бабушка, – бесстрашно глядя на старуху, ответила Кресси. – Вы мне сказали, чтобы я не вертелась у вас перед глазами, ибо это может довести вас до мигрени, вот я и решила не докучать вам. Кроме того, бабушка, коль скоро леди Денвилл печется о вашем удобстве, мне рядом, полагаю, делать нечего.

– Амабель Денвилл – всего лишь симпатичная глупышка, – без обиняков заявила вдова, – всегда была и навсегда такой останется. – Взглянув на свое отражение в зеркале, старуха задумчиво подвигала челюстью. – Настанет день, и она превратится в такой же мешок с костями, как и я. Однако, девочка моя, если бы хоть одна из моих дочерей обладала десятой долей ее очарования, я бы непрестанно благодарила Бога за его милость. Помоги мне подняться из этого кресла. Мне сейчас следовало бы лежать в постели с тарелкой жидкой овсянки на подносе, но я спущусь вниз и даже поиграю с Козмо Клиффом в триктрак,[37] если, конечно, хватит сил… Боюсь только, мне не преодолеть этих крутых ступенек… Слишком я стара, чтобы трястись по деревенским дорогам. Могу лишь надеяться, что ты не забыла – все это ради тебя…