Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену - Андреа Ди Микеле

Таким образом, торможение перевода пленных было сознательным выбором итальянского правительства, которое решило тщательно их отбирать для въезда на национальную территорию, отсеивая тех, кто не желал вновь воевать. С точки зрения правительства, увезти всех в Италию означало бы обрести потенциальных предателей и шпионов у себя дома, а также понести огромные расходы. Однако, по словам пленных, истолковавших предварительную операцию по перегруппировке итальянцев как начало пути к новой родине, резкий обрыв процесса был вызван исключительно объявлением войны Болгарией державам Антанты в октябре 1915 г., что сделало балканский маршрут неосуществимым[325]. Такова была и официальная версия, прошедшая через национальную прессу и широко подтвержденная послевоенной мемуарной литературой.

Однако ради должного внимания к «августейшему донатору» Соннино решил организовать перевод по крайней мере сотни офицеров, резко сократив масштабы операции, которая теперь становилась просто символическим актом признательности за благорасположение царя[326]. Начался тщательный отбор пленных для отправки в Италию: выбирались только те, кого можно было считать заслуживающими доверия на национальной основе. Рим сумел найти поддержку русских властей в предотвращении сербской «дискриминации, отражающей происхождение пленных (Трентино, Истрия, Далмация и т. д.)»[327]. Соннино заявил, что не желает отбора пленных Сербией (с предсказуемым изъятием итальянцев из Далмации) после того, как он уже был проведен Россией: «Во избежании адаптации к требованиям [Сербии], мы дадим понять правительству России, что предпочтем отказаться от предложения Его Величества Царя, чем создать опасный прецендент и признать, что сербское правительство может на данный момент осуществить акт суверенитета над далматинцами»[328].

В итоге намерения сербов были преодолены благодаря тому, что подавляющее большинство пленных, подлежащих переводу, составляли выходцы из Трентино, а не из Далмации. Совсем неслучайно, что на протяжении всего обсуждения передача пленных по балканскому маршруту, Соннино регулярно их определял как «трентинцев», а не как «итальянцев», избегая любых упоминаний о выходцах из Побережья и Далмации[329]. Солдаты из Трентино были, в самом деле, более многочисленны, но очевидно, что не одни: позиция Соннино демонстрирует намерение представить абсолютно итальянский характер пленных, которое могло бы быть подвергнутым сомнению, если бы разговор зашел об этнически смешанных районах. Трения с Белградом из-за национальной принадлежности далматинских пленных привели к тому, что вопрос о возможном обмене пленными между двумя союзными странами, которые в боях против Австро-Венгрии брали в плен солдат всех народностей империи, даже не ставился. Соннино твердо призвал представителя итальянской миссии в Сербии никогда не обсуждать этот вопрос (после того, как сербы по собственной инициативе хотели провести по нему конфиденциальные переговоры)[330].

Очевидно, только офицеры, готовые влиться в итальянскую армию, считались достойными государственного вмешательства[331]. Это была горстка людей — по сравнению с шестью тысячами солдат, предоставленных русскими. Но и в отношении этих нескольких десятков человек Соннино потребовал тщательного отбора, даже ценой значительного увеличения времени переезда. Он попросил посла Карлотти передать «список имен направляемых в Италию итальянских офицеров из Трентино и прислать самую обширную информацию, особенно об их чувстве итальянских корней»[332]. В ответ на эту просьбу посол направил члена итальянской военной миссии, аккредитованного при Генеральном штабе России, для встречи с офицерами, кандидатами на отправку в Италию, дабы избежать «серьезных осложнений», которые могут возникнуть в результате «прибытия в Италию людей без должного кредита»[333].

Речь шла не только о сотне человек, отобранных для отсылки в Италию. Постановление правительства позволяло всем итальянским пленным в офицерском звании въезжать в королевство, но с дорожными расходами, полностью покрытыми самими «репатриантами»[334]. Итальянские консульские власти облегчали их освобождение из плена, выдавая им документы, но затем освобожденный должен был сам выбрать маршрут и сам купить необходимые проездные билеты. В следующие месяцы неустановленное количество освобожденных прибыло в Италию разными маршрутами, — через Балканы, а также Швецию и Англию, без какой-либо координации. На это пожаловалось итальянское посольство в Лондоне, которое совершенно неожиданно оказалось вынуждено предоставить деньги нескольким офицерам, приплывшим из России в Ньюкасл (у них полностью закончились средства на поездку)[335].

Только офицеры могли позволить себе необходимые расходы на путешествие: Гаагская конвенция предоставила им целый ряд привилегий, включая получение ежемесячного жалования, равного жалованию, получаемому при равном ранге в стране, где они находилась (без обязанности трудиться)[336]. Но прежде всего играли роль социальные условия происхождения офицеров и, следовательно, возможность получения денег от семьей — простые солдаты этого себе позволить не могли. Однако собрать нужные суммы было непросто, и бывшие пленные офицеры безуспешно просили правительство авансировать хотя бы 500–600 лир, с обязательством возврата[337].