Таран и Недобитый Скальд - Анастасия Завозова

Джеральд выглядел неприлично здоровым и лоснящимся от избытка сил и еды, переполнявшей его желудок. Когда я вошла, он приветственно помахал мне громадной бараньей ногой:

— Доброе утречко!

— Хотелось, чтобы это было так, — привычно огрызнулась я. — Мы здорово влипли.

— Мне больше не дадут еды? — огорчился Джеральд. Кто про что, а этот троглодит про сосиски…

— Да при чем тут твоя еда, — отмахнулась я, присаживаясь на кровать. — Кстати, а кто тебя так щедро ею снабдил? Что, в доме завелся добренький барабашка?

Джеральд смачно вгрызся в остатки баранины и, чавкая так, что стены тряслись, сообщил:

— Вовсе нет. Еду мне принес Ларсен.

— Кто?

— Ну Ларсен. Тот бандюга, который у нас под кучера замаскирован, — пояснил Джеральд, переходя к паштету. — Он спер все это на кухне. А почему ты сказала, что мы влипли, если у нас еду никто не собирается отнимать?

— Потому что к графу приехала теща, и если б ты ее видел, то понял бы, что живыми нам отсюда не выбраться. В крайнем случае, по частям или скелетами.

Джеральд подавился паштетом и уставился на меня испуганными глазами:

— Ка… какая теща?

— Самая настоящая теща, самая тещинская теща, — мрачно ответила я, переходя к метафорам и словотворчеству. — И эта грозная женщина решительно настроена на полном и бесповоротном завоевании дома. Я думаю, крепость будет захвачена к вечеру, когда бабуля Бульдог выведет из строя графа.

Джеральд грустно икнул и оставил паштет в покое:

— Что же нам делать?

— Выход один — нейтрализовать тещу. А пока мы не придумаем, как это сделать, шпионско-подрывная деятельность на время прекращается, понятно? Кстати, ты успел хоть что-нибудь сделать, пока я таскалась с графьями в церковь?

— Конечно, — оживился Джеральд. — Я пересыпал перцем подштанники графа, натер чесноком постельное белье в спальнях и положил в любимую фарфоровую вазу графини дохлую мышь.

— Какая гадость! — обрадовалась я. — Вижу, все будет чики-пики. Ну ладно, барон, лежи, стони, а я пошла на разведку, пока сама мамаша Бульдог не объявила на нас охоту. Как бы нам и ее чем-нибудь удивить?..

В гостиной боевые действия уже начались. Бабуля Бульдог активно приставала к графу с вопросами о супружеской верности. По лицу графа было видно, что он лучше предпочел бы, чтоб она его утюгом через марлю прогладила. Графиня торжествовала и пожирала сладости. Я скромно присела в уголке и сделала вид, что углубилась в чтение. Мое появление спасло графа от сердечного приступа, так как бабуля переключилась на меня.

— Как себя чувствует ваш муж, баронесса? — поинтересовалась злобствующая, то есть вдовствующая, маркграфиня.

— К сожалению, он еще очень плох, — грустно ответила я, стараясь выглядеть как памятник Вечной Скорби. — Но за ним очень хорошо ухаживают. И я безмерно благодарна доброте графа и графини за то, что они согласились приютить нас.

Две младшие дочки бабули Бульдог, я назвала их Бульдожки, вдруг пристали ко мне с вопросами о том, что сейчас носят в столице. В Москве, по-моему, вошли в моду сапоги-кирзачи кислотной расцветки. Я уже собиралась им это сообщить, как сообразила, что они имеют в виду средневековый Стокгольм. Я напустила на себя туманный и загадочный вид, окинула их одежки взглядом прогрессивной столичной модницы и процедила сквозь зубы, что они выглядят неплохо для провинции. Бульдожки обрадовались и нейтрализовались играть в карты. Бабуля Бульдог тут же захотела тоже поиграть, и по охватившему ее волнению я поняла, что карты она любит больше, чем садистские упражнения. Тут-то меня и осенило, как можно оторвать бабулю на продолжительное время от реальности. Видя, что они собираются играть в какую-то местную игру, я невинно сообщила:

— Представляете, сейчас в Стокгольме в моду входит одна карточная игра… — я сделала паузу, и увидела, что бабуля навострила уши, — одна игра из варварской России.

— Откуда? — не поверила ушам бабуля Бульдог. — Из этой страны медведей? Какой кошмар! — заинтересованно произнесла она. Я поняла, что мамаша клюнула на удочку, и продолжила:

— Да, представьте себе! Она очень проста, однако весьма заразительна. Говорят, очень популярна при дворце…

Рядом со мной возник Ула, на его бледном лице был прямо-таки масляными красками выписан ужас:

— Что ты несешь?! — взвыл он. — Только-только закончилась Ливонская война. Отношения с Россией напряженные…

Ха! Подумаешь, война! Карты-то тут при чем?! И я храбро продолжала вешать лапшу на уши благородному обществу:

— Игру переняли во время последней войны. Это явилось символом перемирия и добрососедских отношений! — сзади меня раздалось шуршание материи и стон. Я скосила глаза. Ула опять лежал в обмороке от такой чуши. Я и сама почувствовала, что загнула что-то лишнее, но граф, воспользовавшись передышкой, предпочел улизнуть, а Бульдожки и их мама, похоже, ничего не соображали в политике.

— Ну так что же? — нетерпеливо спросила мамаша Бульдог. — Как называется эта кошмарная игра?

— О! — хихикнула я. — Боюсь, она называется не совсем пристойно!

— О-о! — восторженно взвыли Бульдожки.

— Какой ужас! — умирая от любопытства, завопила бабуля Бульдог. — Как же она называется?

— “Дурак”, ваша светлость! — вымолвила я.

— Отвратительно! — радостно выдохнула графская теща. Бульдожки в полном восторге дрыгали ногами. — Но как же, дорогая баронесса, в нее играют?

В общем, тянуть мы не стали, и я в пять минут научила графиню, бабулю Бульдог и Бульдожек играть в переводного дурака. В первом коне дурой осталась графиня. Бульдожки залились радостно-глупым смехом, а их мамаша выдала:

— Так эта игра еще и правдива!

Графиня разъярилась и во втором коне оставила маму с полными руками карт. Бульдожки неистовствовали и задыхались от хохота. Бабуля Бульдог пришла в воинствующее состояние и кинулась в третий кон. Вот тут-то нас и прервали. Сзади меня тактично захрипела аденоидная горничная:

— Пдошу пдощения, бадодесса, но, по-боему, башему мужу тдало хуже. Он как-то стданно дедгаедся и подбигивает…

Вот урод! Ведь клятвенно обещал мне не клянчить еду у горничных! Ну я ему сейчас закатаю пяткой в лоб, чтоб отбить аппетит! Я извинилась перед милыми дамами и вышла из комнаты под вопли бабули Бульдог, которая требовала произвести замену и звала зятя.

Войдя в комнату Джеральда, я увидела своего мнимого муженька в состоянии, близком к параноидальной нирване. Он слегка подергивался всем телом и попеременно моргал глазами.

— Якоб! — грозно позвала я мужа. Ноль внимания, правда подергивание стало слабее. Я наклонилась над Джеральдом и обнюхала его. Нет, напиться он вроде не успел. Тогда на всякий случай я попыталась найти у него пульс, а поскольку мои знания в оказании первой помощи ограничивались девизом “Не убий!”, то сделать это было крайне трудно. Еще мне мешала истерично всхлипывающая горничная. Наконец, пульс обнаружился. Надо же, это ниже локтя… надо будет запомнить.