Когда луна окрасится в алый - Анна Кей

оставались темными, хитрыми и мерзкими созданиями, которые жаждали только одного – убить как можно больше людей.

– Ни один ёкай не может быть добрым! – упрямо припечатала Аямэ, не сдержавшись.

– И все же откуда такая уверенность?

Да этот старик был упрямее осла! Они топтались на одном месте в этой беседе, и он совершенно не желал слышать Аямэ.

– Я знаю!

– Или вы просто думаете, что знаете. Сколько вам лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Мне восемьдесят два, но даже я не всеведущ и знаю, что в мире нет однозначной правды или лжи, как нет и только добра или только зла. Есть правда, которая у каждого своя. И лишь взгляд на ситуацию с разных сторон может дать нам возможность немного понять другую сторону.

Будто ей Нобуо-сенсея было мало! Он тоже любил выражаться витиевато и якобы мудро, но все равно все сводилось только к тому, что ей, Аямэ, следовало прекратить быть столь упрямой в своих взглядах на этот мир.

– Что вы пытаетесь этим сказать? – спустя несколько мгновений, которые она потратила на то, чтобы успокоиться, спросила Аямэ.

– Ничего, это лишь мысли вслух одного старца, – тихо и хрипло рассмеялся Оота, и Аямэ поймала себя на мысли, что ее этот каннуси раздражает особенно сильно. Очевидно, избавляться от засилья ёкаев в храме он был не намерен, так что ей придется терпеть их – и демонов, и старика – соседство, пока она будет находиться в деревне.

– Прошу прощения, но я устала с дороги и хотела бы отдохнуть.

Аямэ поклонилась и поспешила вернуться в предоставленный им с Йосинори дом. Никогда в жизни она не сбегала по такой глупой и лживой причине, но этот странный каннуси буквально заставил ее уйти. Излишне упрямый в том, что не все ёкаи плохи, говорящий не совсем понятные слова… Ну не мог же он предлагать ей поставить себя на место демона и тем самым принять его точку зрения? Это было нелепо!

Одна из мико уже ждала Аямэ у дома. Быстро показав гостье комнату, служительница храма оставила ее наедине с мыслями, весьма поспешно скрывшись из виду. Аямэ тяжело вздохнула и помассировала виски в надежде, что это хоть немного избавит ее от мыслей о странном, ненормальном священнослужителе и о том, что здесь слишком уж много ёкаев.

Прибытие оммёдзи Генко ощутила заранее. Во многом потому, что ожидала Йосинори. Однако она никак не предполагала, что вернется он не один, а с девушкой – совсем молодой, но однозначно сильной и весьма вспыльчивой, если судить по тому, как плескалась вокруг нее ки. Духовная энергия гостьи была необузданной, будто ее обладательница буквально всю свою жизнь сдерживалась и контролировала каждый свой шаг, но в то же время ненавидела это и отказывалась так поступать.

Впрочем, и ощущения от ки Йосинори тоже изменились. Там, где раньше была тихая заводь и покой, сейчас чувствовалось затишье перед бурей. Генко понятия не имела, что произошло за почти месяц его отсутствия, но это что-то изменило прежде уравновешенного Йосинори. И Генко не знала, в хорошую сторону или же нет.

Она была в своем доме, молча принимая чай от убумэ, изредка тихо переругиваясь с дзасики-вараси, которая бесшумно сновала по комнатам и наводила порядок. Духи никак не могли определить, кто же из них главный в этом доме: убумэ, которая жила здесь уже несколько десятилетий, или же дзасики-вараси, ведь она изначально считалась покровителем жилых домов. Генко в спор не лезла. Пока духи занимались своими делами, не было нужды им мешать. Вот если решат завязать драку – да еще и такую, что пострадают другие духи или, не допусти ками, лисы, – тогда Генко и вмешается.

После случая с юки-онной Генко пару раз навестила юного Тетсую, пытаясь скрасить ожидание задержавшегося Йосинори, и во время встреч выяснила, что в роду Тетсуи действительно затесались именитые предки, известные своими боевыми талантами. В семье даже ходила легенда, что когда-то бог-воин Бисямонтэн лично благословил их предка, потому мужчины в роду Уэно были сильными и выносливыми, практически неподвластными никаким болезням. В присутствии Тетсуи Генко ничего не сказала, но несколько удивилась, что один из наиболее известных и почитаемых из семи богов счастья когда-то одарил своей благодатью человека. Ни для кого из ками не являлось секретом, что Бисямонтэн был несколько… излишне гордым. Бисямонтэна как бога богатства, а также покровителя воинов и врачей люди почитали едва ли не больше других ками, так что боги просто ждали того момента, когда он зазнается. Что в итоге и произошло.

Генко же не ощущала благословения воинственного божества и не намеревалась разрушать красивую семейную легенду. Да и беседы с Тетсуей, заканчивающиеся каждый раз маленькой ссорой, в которой юнец просто вспыхивал от раздражения, были весьма неплохим способом скрасить одиночество.

Карасу-тэнгу все еще метался между ками, разыскивая пропавших и передавая сведения оставшимся богам об опасностях. Старый тануки убрался подальше в горы, прихватив с собой все свое многочисленное семейство, предварительно наказав Генко не лезть в неприятности. Озему заперся у истоков своей реки, не то вновь впав в медитацию, как неоднократно бывало, не то опять читая трактаты ученых мужей, к которым пристрастился в последние полсотни лет. Кагасе-о… очевидно, предпочитал проводить время в юкаку, где его окутывали любовью юдзё, а дурман от саке стоял такой, что можно было захмелеть и без выпивки.

И наверняка там же он горланил похабные песни во всю мощь своей глотки. Главное, что это происходило не в присутствии Генко, так что ее все устраивало.

Правда, по итогу Генко коротала свои дни в компании молчаливого, а оттого скучного Соры, вспыльчивого Тетсуи и изредка неизменно вежливого Ооты.

Сейчас же в деревню вернулся Йосинори, пусть и с нежданной спутницей, и Генко надеялась, что новый собеседник составит ей компанию, а заодно поможет разобраться в происходящем. Не могла же она, опальная кицунэ, просто так стать столь желанной добычей для демонов? Даже из-за ее Хоси-но-Тама.

Лисицы за дверью залаяли неожиданно и радостно. Генко тут же сосредоточилась на ки гостя и с удивлением поняла, что к ней прибыл Йосинори. Глубоко задумавшись, она даже не ощутила его приближения или же просто не придала этому значения. Как бы то ни было, она поразительно легко позволила ему подойти к своему дому.

Дверь гостю отворила дзасики-вараси, метнув на убумэ полный превосходства взгляд. Та слышимо скрипнула зубами и принялась накрывать на стол. Пока Йосинори снимал обувь в гэнкане, убумэ быстро поставила на чабудай несколько основных блюд и закусок, дополнительную пиалу для чая и подала новый сорт маття. Дзасики-вараси, что в это время стояла подле гостя, раздраженно поджала губы.

Генко с трудом поборола смех. Противостояние этих духов становилось все более занятным. Теперь они собирались выяснять, кто более гостеприимная служанка. Это было любопытно.

Решив пока не трогать ёкаев, Генко сконцентрировала внимание на госте и сразу же нахмурилась.

Йосинори изменился. Прежде мягкое и спокойное, как у монаха, лицо теперь было сосредоточенным и потемневшим от внутренних переживаний. Спина его казалась излишне прямой, будто к позвоночнику накрепко привязали доску. И даже шаг его изменился: плавный и размеренный прежде, он стал порывистым и резким.

– Я не ожидала тебя в гости тотчас, как ты со спутницей приедешь в Сиракаву, – вместо приветствия произнесла Генко. Будь ситуация и сам Йосинори другими, в голосе звучали бы игривые нотки, способные смутить оммёдзи, но сейчас это казалось крайне неуместным.

– Есть что обсудить. – Произнеся это, Йосинори вперился взглядом в Генко и какое-то время просто рассматривал ее, словно пытался что-то отыскать.

Она ему это позволила. Пусть Генко обычно и не любила, чтобы кто-то столь изучающе и пристально на нее смотрел. Казалось, что Йосинори это действительно нужно.

Он выглядел уставшим, измотанным. Потерянным. Его ки потрескивала, как древесина в огне, и так же могла обжечь, если бы Йосинори выпустил ее наружу. Она не знала его достаточно хорошо, но прежде светлый образ будто покрыла тень, приглушив ранее насыщенные оттенки. И это так не вязалось с Йосинори, с которым познакомилась Генко, что она захотела как-то утешить и успокоить его. Даже не подозревая о причинах столь разительных перемен.

Спустя непродолжительное время Йосинори двинулся с места и сел напротив Генко. Он потянулся к пиале, в которую убумэ как раз наливала чай. Йосинори никак не отреагировал на то, что ему прислуживает обычно злобный призрак, спокойно принял напиток и теперь смотрел в полупрозрачную чашу так, будто на дне ее были ответы на все его вопросы.

– Генко-сама…

– Можно просто Генко, –