Его сладкая девочка - Ольга Дашкова

— Прямо сейчас накажешь?

Вот же сучка маленькая, провоцирует. А ведь умеет и знает как. Где их этому учат?

Убираю руки от раскрытого и обнаженного лона, облизываю пальцы, планка едет от ее вкуса, как голодное животное готов нюхать и пробовать свою самку.

Хочу расстегнуть мелкие пуговки на блузке, Даша помогает. Оттягиваю лифчик вниз, слегка щипаю оба соска, а потом, сжав полушария, засасываю по очереди каждый в рот.

— Помоги.

Даша понимает, о чем я прошу, отстраняется, расстегивая ремень и ширинку, приподнимаюсь, она спускает с меня белье. Головка члена влажная, она скользит по ней пальчиками, а я продолжаю ласкать грудь.

Эти невыносимо долгие и томительные ласки сводят с ума. Даша стонет громче, грудь невероятно чувствительная и красивая, соски затвердели. Опустив руку, провожу пальцами по половым губам — совсем мокрая, давлю на клитор, девушка кричит, кусая губы.

— Рома.

— Да, сладкая?

— Хочу поцеловать его.

Не давая ничего ответить, спускается на пол между моих разведенных коленей. Смотрит на мой стояк, облизывает губки, дрочит, а потом обсасывает головку, оттягивая крайнюю плоть, насаживая свой сладкий ротик на член.

Черт, черт, черт.

Эта девочка сводит меня с ума своими желаниями.

Смотрю, как она обхватывает губками твердый ствол, ласкает язычком тонкую кожу под головкой, яйца поджимаются еще больше. Грудь колышется от движений, сосочки торчат. Становится жарко, оттягиваю ворот рубашки, достаю из кармана презерватив, рву упаковку.

— Дашка, остановись, не могу больше.

Орешкина останавливается, в глазах туман, ресницы дрожат, на щеках румянец, снова кусает губы. Раскатываю латекс по стволу, тяну девушку на себя, целую. Даша громко стонет, оседая на член, начиная медленно двигаться.

Она такая невероятно красивая, сексуальная. Сжимаю бедра, наверное, до синяков на нежной коже. Впиваюсь в губы, в шею, не в силах сдерживать себя, двигаю бедрами навстречу, притянув Дашу на грудь. Толчки то медленные, то быстрые и глубокие, не знаю, сколько проходит времени, но Даша дышит чаще, стонет громче.

— Рома, не могу, не могу больше… а-а-а-а… Рома-а-а-а-а.

— Да, моя девочка, да, кончай, сладкая.

По вискам стекает пот, из моей груди вырывается низкий рык. Она сжимает меня изнутри словно тисками, дрожит всем телом, кончая на моем члене. Я следую за ней, изливаясь потоками спермы в презерватив.

— Ты со своей настоящей секретаршей тоже так трахаешься?

— Ревнуешь?

Даша тяжело дышит, все еще сидит на мне, царапает грудь ноготками.

— Вот еще.

— Скажи, что ревнуешь.

Шлёпаю по попке, она смеется и кусает меня за шею.

— Или кого из сотрудниц ты так трахаешь в своем кабинете? Мариночку из бухгалтерии или Диану из проектного?

— Ты даже запомнила их имена, — смеюсь, в сердце разливается жар.

У меня стойкое чувство, что я знаю эту девушку очень давно. В очередной раз не понимаю, как жил без нее и как буду жить, реши она от меня уйти. Сергей внес некую сумятицу, а все из-за тех писем с предложениями о покупке моей компании.

Оказывается, холдинг «Монолит» принадлежит одному из богатейших людей страны, Дымову Владимиру. Конечно, он не единственный владелец, но все идет с его подачи и все для того, чтоб подмять под себя строительный бизнес всего региона. Надо поговорить с Марком, его отец должен знать Дымова.

— Рома.

— Да, милая?

— Ты так смотрел на меня, когда я зашла. Что-то случилось?

— Нет, Сергей говорил, что ему знакомо твое лицо.

— Что-то слишком многим я знакома, это странно. И это тебя расстроило?

— Нет, не это. Все хорошо, не переживай.

Даша медленно поднимается, целует так нежно и трогательно, взволнованно смотрит в глаза.

— Рома, там был звонок, завтра приедут люди по поводу твоей фирмы.

— Завтра?

— Да, так сказал мужчина, он представился Сафроновым Павлом Георгиевичем, юрист холдинга «Монолит» от Дымова Владимира Сергеевича. Это серьезно? Что они хотят?

— Завтра узнаем. Может, домой поедем или в какой ресторанчик? Хочешь на дачу, в баню?

— На дачу? Как ты можешь думать о даче? Мне так не понравился этот звонок, а еще я видела письма. Это очень серьезно, да? Рома, я просто хотела давно сказать…

— Подожди, слышишь?

Даша замолчала, мы вдвоем замерли, она все еще такая аппетитная, почти обнаженная, черные чулки, юбка задрана до талии, блузка расстегнута, волосы растрепаны.

— Телефон.

На столе в режиме вибрации звонил мой телефон.

— Извини.

Быстро целую девушку, пересаживаю на диван, поднялся, на ходу снимая презерватив, заправляя член в белье и брюки.

— Вершинин.

— Здравствуй, Рома.

Признаюсь, удивился услышанному голосу, больше семи лет не слышал — и готов не слышать столько же. Он неприятно царапает нервы и заставляет вспомнить о прошлом.

— Узнал?

— Узнал.

— Совсем не рад?

— Ответить честно?

— Думаю, не стоит, ответ может мне не понравится.

Молчу, смотрю в окно, снег кружит пушистыми хлопьями, уже начинает темнеть. Меня откидывает на несколько лет назад, в то время, когда отец почти разорил компанию. И все потому, что его посетило прекрасное чувство— любовь, это почти в шестьдесят лет.

Ее и звали Любовь.

— Видела тебя недавно в ресторане с милой девушкой. Вы хорошо смотрелись вместе. Но ты меня даже не заметил, это неудивительно, твоя избранница очень красивая.

В ресторане?

Мы были только раз с Дашей в публичном месте, но я не заметил бывшую любовь отца. Сжал кулак, обернулся, чтоб посмотреть на Дашу, но ее уже не было в кабинете. Ушла, а я и не заметил.

— Зачем ты звонишь?

— Просто так, соскучилась. Мы все-таки не чужие друг другу люди.

— Мы чужие настолько, что ты даже не представляешь.

— Ошибаешься, Ромочка. Помнится, ты мне говорил раньше совсем другие слова.

— И ты им верила? Считал тебя умнее.

Повисает долгая пауза, понимаю, что задел ее, сильно задел. Что тогда только ни пришлось говорить, чтоб оградить отца от этой женщины. А ведь семь лет назад ей было, как мне сейчас — тридцать пять, но выглядела на десять лет моложе. Ни за что не скажешь, что она была охотницей за богатыми мужиками.

Такая милая, трогательная, голубые глаза, отец совсем потерял тогда голову. Мама, узнав, просто ушла, не разговаривала даже со мной, улетела к тетке, к морю. Лишь приехала потом на похороны своего неверного мужа, не проронив ни слезы.