Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов

…«В январе 1931года, — пишет в своих мемуарах Отто Браун, — ЦК КПК собрался на свой1 4-й, после IV партсъезда пленум. Он осудил путчистскую наступательную линию Ли Лисяня (в то время генерального секретаря КПК. — А. Ж.) и обновил состав Политбюро и его Секретариата (Постоянного комитета), дополнив их марксистски подготовленными кадрами, людьми, зарекомендовавшими себя интернационалистами… В новый Постоянный комитет вошли, по моим сведениям, Ван Мин (Чэнь Шаоюй), Чжоу Эньлай и генеральный секретарь партии Сян Чжунфа. После убийства классовым врагом Сян Чжунфа генеральным секретарем был избран Ван Мин, но уже в 1931 году он уехал в Москву, где до 1937 года представлял КПК в ИККИ. В конце 1931 года в советский район Цзянси-Фуцзянь отправляется Чжоу Эньлай, чтобы возглавить там вновь созданное бюро ЦК. До него туда же уехал член Политбюро Сян Ин. Бо Гу, сменивший Ван Мина на посту генерального секретаря, вместе с До Фу руководил из Шанхая деятельностью ЦК. У новых руководителей партии также не было единой точки зрения относительно политического положения в стране и дальнейшего хода революции. На 4-м пленуме ЦК говорилось о начавшемся новом революционном подъеме и выдвигался тезис, что только Советы могут спасти Китай. Это подтверждалось представительством Коминтерна в Шанхае и, по-видимому, ИККИ в Москве».

Однако Коминтерн выдавал желаемое за действительное Реально сложившуюся политическую ситуацию в Китае он не знал. Это признает и Отто Браун, отмечая, что «вопреки официальной (читай: коминтерновской. — А. Ж.) оценке положения здесь все чаще поговаривали о застое или даже спаде революционной волны». К числу таковых относился и Мао Цзэдун, который, как свидетельствует Отто Браун, «утверждал, что советские районы являются красными островками в белом море и могут существовать лишь до тех пор, пока белые властители дерутся друг с другом. Поэтому необходимо использовать существующие между ними противоречия и бить их поодиночке, но избегать столкновений с объединенными силами врага».

Показательно, что немецкий коммунист-интернационалист, военный советник Коминтерна при КПК признает, что «с чисто военной точки зрения такая стратегия в партизанской войне была вполне приемлема пока стабильных советских районов еще не существовало». Правда, открыто поддержать Мао Цзэдуна и заявить об этом ИККИ он не решился.

Гораздо более серьезное значение имели, однако, не расхождения в оценках о подъеме или спаде революции, а скрытое противостояние по коренным, основополагающим вопросам китайской революции.

«Главным врагом для нас (т. е. для Коминтерна. — А. Ж.) был — и это я хотел бы особо подчеркнуть — агрессивный японский империализм, — констатирует О. Браун. — Непосредственными же противниками, особенно в вооруженной борьбе, выступали гоминьдан и милитаристы различных провинций».

Китайские же коммунисты и, прежде всего, Мао Цзэдун рассматривали в качестве своего главного врага Чан Кайши. И не без оснований. Глава гоминьдановского правительства и верховный главнокомандующий вооруженными силами гоминьдана, он регулярно начиная с 1930 года проводил так называемые «карательные походы против коммунистических бандитов». Он не скрывал своей цели — полностью покончить с коммунистической партией Китая. Коминтерн как будто не знал этого.

Еще одно серьезное противоречие касалось вопроса о руководящей силе китайской революции. «Гегемонию рабочего класса, — догматически излагает О. Браун, — и в такой, и даже именно в такой отсталой аграрной стране, как Китай, мы считали закономерной и неизбежной. Поэтому надо было усиливать подготовку пролетарских руководящих кадров, тем более что в специфических условиях Китая (массовая неграмотность, безудержный белый террор и т. д.) руководящие кадры подбирались почти исключительно из интеллигенции, происходившей из мелкобуржуазных, буржуазных и даже феодальных слоев. Мао Цзэдун, напротив, после 1927 года (после поражения революции. — А. Ж.) все чаще высказывался, что рабочий класс утратил свою руководящую роль, что главной силой революции является крестьянство, а ее оплотом — деревня».

Сам Мао Цзэдун высказался по этому вопросу в свойственной ему манере: «Кто завоюет крестьян — тот завоюет Китай, а кто решит земельный вопрос — тот завоюет крестьян».

Свою антикоминтерновскую линию он проводил, хотя и в завуалированной форме, избегая открытой борьбы, настойчиво и последовательно. Так, еще в декабре 1929 года на созванной по его инициативе в гоpоде Гyтянь 9-й конференции представителей КПК он заявил, и это вошло в резолюцию конференции, что пролетарская народная армия нового типа с жесткой дисциплиной и тесными связями с массами может быть создана только лишь на базе революционной крестьянской армии.

По словам О. Брауна, уже в то время Мао Цзэдун «считал, что центр мировой революции теперь переместился на Восток, в Китай, подобно тому, как в 1917 году он переместился из Германии в Россию. В качестве главного противоречия в мире, следовательно, выступало не противоречие между социалистическим Советским Союзом и капиталистическими государствами, а противоречие между империалистической Японией и китайской нацией (выделено мною. — А. Ж.). Отсюда Мао Цзэдун делал вывод, что Советский Союз обязан любой ценой помочь революционному советскому Китаю, ибо победивший революционный Китай призван двинуть вперед дело мировой революции.

Как уже отмечалось, все это вовсе не являлось законченной концепцией. Скорее, это были афористические высказывания, столь любимые Мао Цзэдуном, которые доходили до нас от случая к случаю. Поэтому никто и не придавал им сколько-нибудь серьезного значения, и, как позже выяснилось, совершенно напрасно.

Нет нужды говорить, что мы все единодушно отстаивали противоположную точку зрения. Главное противоречие в мире мы видели как раз в антагонизме между силами социализма во главе с Советским Союзом и империалистическими государствами…»

…В апреле 1931 года из Шанхая в Центральный советский район была направлена специальная комиссия ЦК КПК, которая квалифицировала проведенную Мао Цзэдуном земельную реформу как проявление левоавантюристической линии Ли Лисаня. Обвинили Мао Цзэдуна и в том, что он напрочь игнорирует классовую борьбу и вытекающую из нее воспитательную работу в массах. Были также вскрыты другие «серьезные ошибки»…

В ноябре того же, 1931, года на 1-й конференции КПК Центрального советского района Мао Цзэдуна отстраняют от руководства партийной работой в армии и в Центральном советском районе. А в конце года объявляются члены Политбюро Сян Ин и Чжоу Эньлай, которые берут на себя все полномочия по руководству политическими, партийными и военными органами.

Парадоксальный, типично китайский, случай: практически одновременно с 1-й конференций КПК, развенчавшей Мао Цзэдуна, в Жуйцзине проходит I Всекитайский съезд представителей советских районов, на котором провозглашается создание Китайской советской республики и формируются ее руководящие органы: Центральный исполнительный комитет (ЦИК) и Совет народных комиссаров (Совнарком).

Сам Мао Цзэдун чувствовал себя в Центральном советском районе настолько уверенным, что вряд ли сомневался в том, что именно он будет избран первым главой ЦИК и Совнаркома первой Китайской советской республики. Его беспокоило другое: как его будут величать? Ему предлагали назваться президентом или премьером. Он решительно отверг и то и другое. В мире много президентов, даже в Китае были, сначала Сунь Ятсен, а теперь Чан Кайши. Премьеров же и подавно хоть пруд пруди. Он же, Мао Цзэдун, хотел быть неповторимым, единственным, как, к примеру, Конфуций — Учитель! И этим все сказано. По душе ему пришелся титул «председатель». И он с ним не расставался до конца своих дней!