Тайна войны. После Нюрнберга - Раймонд Картье

Разочарование Гитлера было глубоким, измена итальянцев не поколебала его веры в свою победу, но его жестоко потряс конец фашизма, этого старшего брата национал-социализма. Он не мог примириться с тем, что итальянский народ так легко мог опрокинуть свои алтари и что режим, вначале крепкий и могучий, мог рассыпаться в один день.

«После ареста Муссолини, — рассказывает Иодль, — когда я доложил фюреру, что улицы Рима усеяны сорванными фашистскими эмблемами, он пожал плечами и сказал: «Есть только один генерал, который достаточно глуп, чтобы верить такому вздору».

В этой главе мы имеем дело не с немецкими, но с английскими документами, которые фигурировали в Нюрнберге под № D. 614. Они излагают наиболее романтический эпизод всей войны: полет в Англию Рудольфа Гесса, — заместителя Гитлера по партийной линии, министра Третьего Райха и третьей персоны гитлеровской Германии.

Вечером в субботу 10 мая 1941 г. герцог Гамильтон, член британского парламента и командир эскадры английского воздушного флота, находился на своем посту в Тернгаузе, в Шотландии. Ему доложили, что германский самолет типа «Мессершмидт 110» обнаружен в 22 ч. 08 м. у берегов Нортумберлэнда.

«Это несомненно ошибка, — заметил герцог. — Никогда еще «Мессершмидт 110» на залетал так далеко. У него не хватило бы горючего для обратного пути».

Наблюдательные посты продолжали следить за полетом немца. В 22 ч. 56 м. они отметили его на высоте 1000 м. к северо-востоку от Андроссана. Потом самолет повернул к югу, затем к северу и, наконец, к западу. Он блуждал. Вся противовоздушная оборона направила к небу жерла своих орудий. Истребитель типа «Дифайент» поднялся и с полной скоростью полетел навстречу неприятелю. В 23 ч. 03 м. этот последний был отмечен к югу от Глазго. «Дифайент» был от него всего в 4 милях, т. е. в одной минуте полета.

Как раз в этот момент наблюдательные посты донесли, что какой-то самолет только что упал и горит на земле. «Дифайент» в свою очередь телеграфировал, что он еще не вступал в бой. Немец упал, стало быть, сам собой.

«Я был разочарован», — сказал лорд Гамильтон.

Поступили дополнительные сведения. Самолет разбился в двух милях от Игльсхэм. (На моем участке, — подумал Гамильтон). Это был «Мессершмидт 110».

Внезапно герцог вскочил.

«Летчик, — говорил голос в телефоне, — спрыгнул с парашютом и захвачен в плен. Его зовут Альфред Горн. Он заявляет, что прибыл со специальной миссией и хочет говорить с герцогом Гамильтоном».

Альфред Горн? Это имя не говорило ничего.

Британская флегма предписывала выдержку. Лорд Гамильтон прибыл на следующий день в десять часов утра в казармы Мэрихилс в Глазго, куда поместили таинственного летчика.

Сперва герцог осмотрел предметы, найденные на пленнике: фотоаппарат Лейка, фотография ребенка, лекарства и две визитные карточки на имя доктора Карла Гаусхофера и Альфреда Гаусхофера. Смутное воспоминание мелькнуло в памяти Гамильтона. Гаусхофер… это имя как будто было ему знакомо.

Он вошел в камеру в сопровождении офицера стражи и переводчика. Он увидел перед собой худощавого человека с землисто-бледным лицом, запавшими глазами и судорожно искаженным лицом.

– Я хочу, — сказал пленник, — говорить с вами наедине.

Гамильтон сделал утвердительный знак. Офицер и переводчик вышли.

Лицо пленника приняло нормальный вид.

– Узнаете вы меня?

– Ничуть.

– Вы видели меня в Берлине в, 1936 г., во время Олимпиады и вы завтракали у меня.

Итак, это было светское знакомство. Но теперь была война. Лорд Гамильтон оставался невозмутимо холоден.

– Я — Рудольф Гесс.

Флегма Гамильтона исчезла.

– Рудольф Гесс?

– Я прибыл с миссией во имя человечности. Герцог не мог узнать пленника. Он не мог победить недоверия. Дело казалось слишком фантастичным.

– Мой друг Гаусхофер, — сказал Гесс, — уверил меня, что вы способны понять мою точку зрения. Он пытался устроить наше свидание в Лиссабоне; помните ли вы его письмо от 23 декабря?

– Я не имел ни малейшего понятия о том, что дело идет о встрече с вами.

– Это уже четвертая попытка моя с декабря месяца прибыть к вам. Три раза я вынужден был поворачивать с полпути из-за плохой погоды. Я не хотел предпринимать путешествия в то время, когда у Англии были успехи в Ливии, потому что это было бы принято, как знак слабости Германии. Но теперь, когда мы восстановили ситуацию в Северной Африке и в Греции, я доволен, что мне удалось прибыть к вам.

– Риск, который я взял на себя, я — министр Райха, должен доказать вам мою личную искренность и желание Германии заключить мир. Фюрер убежден, что он выиграет войну, если не сейчас, то через год, два, наконец, три года. Я хочу предотвратить бесполезное кровопролитие.

Гамильтон слушал в изумлении. Гесс продолжал:

– Я хотел бы, чтобы вы вошли в контакт с главными членами вашей партии и обменялись взглядами на мир.

– С начала войны — возразил герцог, — в Англии есть только одна партия.

– Я хочу вам сообщить условия, которые Гитлер предусматривает. Во-первых, он хочет такого соглашения, которое навсегда исключило бы возможность войны между нашими странами.

– Каким образом?

– Конечно, первое условие, это чтобы Англия отказалась от своей традиционной политики противодействия наиболее сильной державе Европы.

– Но если мы сейчас заключим мир, то через два года вы снова начнете войну.

– Почему? -

– Мы могли заключить мирное соглашение до того, как вспыхнула война, но так как Германия предпочла войну в тот момент, когда мы были наиболее заинтересованы в сохранении мира, то я не вижу, к какому соглашению мы могли бы придти сейчас.

Этот ответ был не слишком ободряющим. Гесс замолчал. Помимо всего, он хотя и довольно свободно изъяснялся по-английски, однако с трудом понимал то, что говорил ему лорд Гамильтон. Заметив это, последний предложил ему продолжать разговор при помощи переводчика.

– У меня к вам есть еще просьба, — добавил Гесс. — Я хотел бы, чтобы вы испросили у короля для меня акт, подтверждающий, что я прибыл сюда добровольно и без оружия. Ах, да: еще я просил бы вас протелеграфировать в Цюрих, Герцогштрассе 17, Ротгехеру, что Альфред Горн жив и здоров. Это для успокоения моей семьи, вы понимаете?…И затем: нельзя ли не раскрывать в печати моего имени?

Герцог Гамильтон не мог этого обещать от себя. Он тотчас же отправился в Лондон для доклада о необычайном посещении.

Через два дня, 13 мая, чиновник Министерства Иностранных Дел мистер Керкпатрик прибыл в казармы Мэрихилс. Прежде всего, он рассеял сомнения о личности пленника. Мистер Керкпатрик служил в Берлине и лично знал Рудольфа Гесса. Он подтвердил: это был действительно Гесс.