Темная сторона Солнца - Эмилия Прыткина

Я никогда не видела ее такой. Вечно покорная, боязливая женщина кинулась на мужа и вцепилась маленькими ручками в ворот его рубашки:

– Клянусь матерью, если ты произнесешь еще хоть слово, я позвоню Карену!

– Звони, я не боюсь!

– Иди спать, Лусо, завтра поговорим, – бросила мне Гоар.

Я пошла в свою комнату, рухнула на кровать и заснула, даже не сняв юбку и свитер.

Все у него складывалось как по маслу. Казалось, что сам Господь Бог поцеловал его в момент рождения, а потом взял за руку и вел по жизни, оберегая от опасностей и сложных поворотов судьбы. Впрочем, в Господа Бога он не верил, а только в светлое будущее человечества под кумачовыми знаменами. Он вырос в рабоче-крестьянской семье, с легкостью поступил в институт, так же легко закончил его и стал подниматься по карьерной лестнице. Коммунист до мозга костей, человек, чьи исполненные праведным гневом статьи пестрели во всех местных газетах, боролся за правое дело, нещадно изобличая тех, кто мешал этой борьбе.

Он женился в двадцать три года на девушке из порядочной семьи, которая родила ему троих сыновей – чернобровых и крепких. Всю жизнь честно трудился на благо семьи и Родины. Работа у него была не пыльной – сиди себе в кабинете, перебирай бумажки и следи за порядком. Приближаясь к старости, он почувствовал непреодолимый зов земли.

Сначала он разбил небольшой палисадник под окном. Посадил виноград и саженец тутового дерева, сколотил лавочку, на которой сидел по вечерам и отгонял окрестную детвору криками: «Ара,[21]не видишь, тут виноград растет? Иди играть в другое место!»

Он ревностно охранял то, что связывало его с землей. Собрал первый урожай винограда – две грозди, побелил тутовое дерево, полюбовался своими достижениями и понял, что этого мало. Он вдруг почувствовал, что ему нечем дышать в этом большом городе, покрытом серым асфальтом и мертвом. Он оставил старшему сыну квартиру в пятиэтажном сталинском доме и переехал в деревню, где под сенью выращенных своими руками деревьев стал предаваться размышлениям о вечном, ведя незамысловатую жизнь простого крестьянина.

По вечерам он сидел на лавочке под персиковым деревом, которое из года в год разрасталось ветвями, сгибающимися под тяжестью налитых солнцем, шершавых плодов, пил кофе и обсуждал с женой насущные проблемы.

– Кажется, в этом году будет много винограда, надо прикупить еще один карас,[22]– важно говорил он, изучая живую изгородь, тянущуюся вдоль забора.

– Ты прав. Как думаешь, что за паразит погрыз листья на тутовом дереве? – спрашивала жена.

– Вот уж не знаю, но завтра поеду в райцентр, куплю средства какого-нибудь. Ты лучше скажи, тебе не кажется, что в этом году баклажаны красивее, чем в прошлом?

– Конечно, бесспорно. И урожай больше. Надо будет в город отправить сыновьям и приготовить из них икру.

– Да, икра из баклажан тебе удается, что уж говорить. И тту[23]сделай побольше. Видишь, сколько у нас цветной капусты.

– Сделаю, как же без тту…

Так за незамысловатыми беседами проводил свои вечера Арсен Сукиасян и ложился спать с чистой совестью и чувством глубокого удовлетворения жизнью.

Ему не о чем было сожалеть. За всю свою жизнь он ни разу не сделал ничего или почти ничего такого, за что ему могло быть стыдно. Работал честно, жил честно. Воистину, Арсен был готов встретить старость с располневшей, сварливой, но от этого не менее любимой женой.

В один прекрасный день около его дома остановился почтальон и вручил ему извещение-вызов на почту для телефонного разговора с Арев Арутюнян. Он нахмурился и неожиданно порвал извещение.

– Не хочу я ни с кем говорить!

– Дело ваше, – пожал плечами почтальон, сел на велосипед и покатил дальше.

Вечером Арсен вяло съел ужин, хотя до этого отличался отменным аппетитом, не пошел под персиковое дерево, чтобы побаловать себя ежевечерней чашечкой кофе, а стал копаться в огороде, нервно выдергивая сорную траву, которая буйно разрослась под деревьями. Жена отметила перемены. Она помнила фамилию Арутюнян, хотя и старалась забыть ее все эти годы. Заметив, что муж и не думает спать, она подошла к нему сзади и положила руку на плечо.

– Это ее дочь?

– Да, – ответил он и с остервенением выдернул из земли пучок дандура.[24]

– Что станем делать?

– Ничего. Я никуда не пойду, мне не о чем с ней разговаривать.

– Мне кажется, что ты ошибаешься. Сходил бы. А вдруг она что-то разнюхала?

– Не пойду я, не приставай ко мне.

– Как знаешь.

На следующий день Арсен проснулся пораньше. Жена молча достала из шкафа костюм, выглаженную накрахмаленную рубашку и старенькие ботинки.

Он оделся, пошел на почту и через три часа вернулся с новым саженцем.

– Приедет Арев – дочь Карине. Завтра к двенадцати будет.

Анна тяготилась этой поездкой. Ей было радостно и грустно одновременно. Радостно потому, что светлый, почти ангельский образ матери, который она лелеяла долгие годы, наделяя трагически погибшую женщину все новыми и новыми добродетелями, таял на глазах. Карине была простой смертной, со своими достоинствами и недостатками, ошибками и достижениями. Она была самой обыкновенной, но эта обыденность не оттолкнула Анну, а, наоборот, привлекла. Она вдруг взглянула на свою жизнь словно со стороны, и ей стало легче. Да, она тоже совершала ошибки. Да, не отличалась покорным нравом. Но кто их не совершал?

А грустила Арев потому, так как боялась, что последний кандидат тоже не ее отец. Мало ли, что он живет в Лчашене неподалеку от озера Севан. Может, он там родился или переехал случайно, может…

В девять утра позвонил Сергей.

– Я взял у друга машину. Отвезу тебя в Лчашен, не хочу, чтобы ты путешествовала в одиночестве.

– Хорошо.

Анне были приятны его внимание и забота, хотя она и опасалась, что дневник Лусине еще откроет причину, по которой ей следует держаться от него подальше.

В тот день, едва солнце успело подняться из-за гор и оплести город своими лучами-щупальцами, столбик термометра перевалил за отметку тридцать градусов. Когда они выехали за город, раскаленный воздух стал еще гуще и тяжелее от придорожной пыли, которая поднималась за машиной плотным серым облаком.

– Что ты будешь делать, если Арсен Сукиасян тоже не твой отец? – спросил Сергей.