Мама по принуждению - Адалин Черно

Я пытаюсь подумать о том, что нам не стоит этого делать, но думать не получается. Особенно тогда, когда Адам делает несколько шагов назад и мы вместе падаем в кресло. Вернее, он помещается на мягкое сидение, а я… я на него. Сверху. Адам устраивает меня поудобнее, обнимает и притягивает к себе за бедра ближе. Снова целует. Так, что с моих губ срывается горячий стон.

Господи, что мы делаем?

Это все от холода! Точно от него!

Его руки на моей талии, губы исследуют едва ли не каждый сантиметр на моей шее, плечах и груди. Он едва ощутимо касается кожи, проводит по ней влажным языком, ласкает так, что с лишь сильнее обнимаю его за шею и откидываю голову назад.

— Ты так красива, — шепчет Адам, приспуская лямку моего бюстгальтера и касаясь губами чуть покрасневшей от трения кожи. — Идеальная.

Я тону под его комплиментами и ласками, делаю рваный выдох и пьяно смотрю на мужчину, который порабощает мою волю и превращает меня в овощ, не способный взять себя в руки. Странно, но сейчас я не чувствую никакой вины или сожаления. По телу расползается лишь трепет и отчаянное желание почувствовать себя необходимой, услышать комплименты.

Когда мне последний раз говорили комплименты?

Не “Геля, неси еду на стол”, не “Геля, повернись, так неудобно”, не “зай, давай ты сверху, я жутко устал”, а вот такие, которые шепчет Адам. Откровенные, открытые, сказанные таким тоном, что сердце в груди готово разорваться от передозировки нежностью.

Когда последний раз я себя чувствовала женщиной больше, чем в данный момент? Кажется, это было так давно, что уже и успелось забыться. Мне совсем не по себе от того, что я так реагирую на Адама. А еще в воспоминаниях снова всплывает Тимур. Один из вечеров, когда мы позволили себе больше, чем просто дружеские посиделки. Вечер, когда он практически так же, как сейчас Адам, целовал меня, обнимал, прижимал к себе. Я даже распахиваю глаза, чтобы убедиться, что передо мной не Тимур.

Господи, да что со мной?

— Ангелина, — шепчет Адам, впиваясь поцелуем в шею и зарываясь рукой в мои волосы.

Холод отходит куда-то на второй план. Я вдруг забываю, что еще некоторое время назад мне было жутко холодно. Сейчас мне безумно жарко. Тепло разносится по телу, и хотя я понимаю, что ничего не будет, не будет продолжения. Адам не станет настаивать, ведь если бы хотел, мы бы уже лежали в горизонтальной плоскости и избавлялись от остатков одежды. Тем не менее, не смотря на это, мне жарко. И я хочу мужчину, который так по-хозяйски забрал меня к себе.

Адам вдруг отстраняется, отворачивается, пытаясь унять дыхание и притягивает меня к себе ближе, обнимая. Я возвышаюсь над ним, упираюсь руками о его плечи и тоже стараюсь смотреть в сторону. Господи, что мы наделали? Почему так спокойно отдались захватывающей нас страсти? И ладно Адам, но я… я ведь женщина! Откуда во мне такое дикое необузданное желание к мужчине, которого я едва знаю?

— Иди ко мне, — шепчет он, устраивая меня под боком и обнимая за талию.

Самое ужасное, что я не сопротивляюсь.

Я даже не пытаюсь!

Просто лежу, ощущая жар, исходящий от его тела, и думаю, как получилось так, что я настолько ему доверилась, так прониклась. Когда это случилось? Тогда, в первую ночь, когда он дал мне выспаться? Или тогда, когда я увидела их взаимоотношения с дочерью? А, может, во время ранения, когда мы были максимально близки, и я спасала свою жизнь? Или, все же, после той ночи, когда он признался, что хочет семью?

Впрочем, какая разница, когда и как это произошло? Главное, что это случилось! Я перестаю воспринимать Адама как главную беду в своей жизни, больше не думаю о нем, как о том, кто разрушил мою семью. Это первые шажочки, маленькие, едва заметные, но я сама, неосознанно, делаю их.

И с каждым разом эти шажочки будут больше и чаще.

— О чем ты думаешь? — вдруг спрашивает Адам.

— О том, что мы слишком торопимся.

Он смеется, поглаживая мой живот своей большой ладонью.

— Я думаю наоборот, мы потеряли слишком много времени и сейчас наверстываем упущенное.

Что значат его слова, я не уточняю, только пожимаю плечами и встаю, потому что снова слышу холод.

Как раз в этот момент мы слышим какой-то шорох у двери. Адам тут же срывается с места и подбегает к выходу:

— Откройте! Нас заперли, — кричит он.

Дверь тут же открывается. На пороге стоит испуганная девочка, работающая у Адама.

— Что вы здесь делаете? — ошарашенно спрашивает она.

— Двери заперли, мы стучали, но никто не слышал.

— Какой ужас. Вы замерзли, наверное.

— Конечно. Закрой тут все, а мы пойдем.

Адам берет меня за руку и тянет наверх. В коридоре я, наконец, чувствую, что окончательно оттаиваю, правда, придется еще отпаиваться чаем и приходить в себя не столько после подвала, сколько после всего, что там произошло. Мне нужно переосмыслить все.

— Идем, я проведу тебя к Родиону, а после пойду разбираться, кто и почему решил запереть дверь. А, главное, неужели они не видели, что внутри горит свет?

— Ты думаешь… нас специально заперли? — спрашиваю, хотя почему-то этому не верю.

Не хочется думать, что в доме, где живут наши дети, может быть небезопасно.

— Нет, не думаю. Скорее всего, это ошибка, но нужно это выяснить. Можно, Маша поспит этой ночью с тобой?

— Спрашиваешь? — удивляюсь. — Конечно, можно. Она, я думаю, будет в восторге.

— Я буду вечером. Устроим тихий семейный ужин при свечах. Я, ты, Родион и Маша. Что скажешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, — улыбаюсь и смотрю на Адама.

К двери моей комнаты мы добрались давно, но никто из нас не спешит уходить. Мы будто пытаемся продлить наше общение. В конце концов, Адам склоняется, проводит рукой по щеке и целует меня на прощание. Я же с глупой улыбкой смотрю ему вслед и только после этого захожу в комнату, где сразу же попадаю в плен нежных рук Маши. Она обвивает меня за талию и укоризненно произносит:

— Мы тебя потеряли!