Delete - Карл Ольсберг

По ее щекам потекли слезы. Она смахнула их (слезами делу не поможешь) и осмотрела левое плечо. Рукав свитера напитался кровью, но рука могла нормально двигаться, а боль была не такой уж сильной. Должно быть, поверхностная резаная рана. Мина сжала зубы, сняла с себя свитер и прижала его к ране. В книжном шкафу нашлась старая, покрытая пылью аптечка из запасов Национальной народной армии. Материал для перевязки наверняка не был уже стерильным, но все же лучше было использовать его, чем свитер. Она кое-как очистила рану, которая оказалась всего пару сантиметров в длину и, к счастью, не очень глубокой, однако кровь из нее текла сильно. Одной рукой Мина, как смогла, наложила повязку, радуясь тому, что в свое время для подготовки к экзамену на водительские права прошла курсы первой помощи. Кровотечение остановилось.

Но что теперь? Похоже, она находилась в старом бомбоубежище, скорее всего, на глубине нескольких метров под землей. В потолке виднелось зарешеченное отверстие сантиметров двадцать в диаметре, служившее, должно быть, вентиляционным каналом. Оттуда тянуло прохладным воздухом. Но когда Мина встала на стул и приложила ухо к нему, то не услышала ни звука уличного шума, лишь монотонное жужжание вентилятора. Никто ее не услышит, позови она на помощь, и уж тем более не обнаружит случайно.

Предстояло убедить похитителя отпустить ее. Но для этого нужно быть в форме. Поэтому она села за стол и съела бутерброды, которые оказались на удивление вкусными, и запила их чуть теплым чаем из термоса.

Что она знала о похищениях? Обычно людей увозили и прятали, чтобы потребовать за них выкуп. Похитители не имели намерений навредить жертве, они хотели получить деньги и исчезнуть, сохранив инкогнито. Жертве лучше всего было вести себя спокойно и сотрудничать с похитителем. Но ее случай, очевидно, отличался. Похоже, этот Юлиус похитил ее не ради получения денег. Но чего же тогда он хотел? Неужели и в самом деле верил, что она — представительница существ, которых он называл творцами мира? По крайней мере, такой она представилась ему в тот момент, когда назвала сумасшедшим. А Томаса и других тоже он похитил?

Мина вспомнила о странном поведении своего друга. Вспомнила о книге, которую тот читал. И ее посетили сомнения. Что, если Юлиус был не преступником, а жертвой? Он произвел на нее впечатление сломленного человека. Но разве она сама не была бы в шаге от умопомрачения, если бы выяснила, что мир — это иллюзия? Что, если админы, как их называл Юлиус, действительно за ним следили? Что, если у его паранойи была реальная причина?

Она замотала головой. Что бы там ни было на самом деле, ей нужно было отсюда выбираться!

Глава 29

Что ты натворил! Ты ранил ее. Ты не должен был этого делать!

А вдруг она — одна из них?

Тогда люди в белых халатах давно заявились бы и утащили тебя. Она такая же жертва, как ты. Она могла бы быть твоей союзницей. Но ты уничтожил ее доверие.

Доверие? Ты усыпил ее и похитил. Разве она смогла бы доверять тебе после такого?

Возможно, она поняла бы тебя. Может быть, она все еще в состоянии понять. Если ты объяснишь. Может быть, она даже простит. Как было бы здорово иметь союзницу! Кого-то, с кем ты сможешь поговорить откровенно.

А что, если это — именно то, чего они хотят?

— Мина! — кричишь ты через закрытую дверь.

Она не откликается.

— Мина, я сейчас зайду. У меня — пистолет. Он снят с предохранителя. Встань к шкафу лицом и не шевелись. Если ты вытворишь что-нибудь, если попытаешься напасть на меня, я тебя застрелю. Поняла?

Тишина.

Ты поворачиваешь ключ в замке и отходишь на шаг назад. Ощущаешь тяжесть пистолета. Она не распахивает дверь. Нажимать на курок не нужно. Ты поворачиваешь ручку двери и резко дергаешь за нее, дверь со стуком распахивается. Она, скрючившись, сидит на матраце. Самостоятельно перевязала плечо. Свитер лежит перед ней. Пропитан кровью.

Она смотрит на тебя большими глазами. Совсем бледная от страха. Какая она притягательная!

— Прости… прости меня, — заикаясь, произносишь ты.

Она молчит.

Ты опускаешь пистолет.

— Осмотреть твою руку?

— Мне нужен врач!

Тебя охватывает ужас. Неужели все так плохо? Ты чуть не убил ее. Хотел убить ее. Но у нее — всего лишь легкий порез на плече. Повязка, которую она сама себе наложила, не промокла от крови. Значит, не так страшно. Она пытается тебя обмануть.

— К сожалению, это невозможно, да и не нужно. Я прошел курсы первой помощи.

Тебе вспоминаются занятия с папой здесь, внизу. В шесть лет ты впервые перевязал несуществующую рану. «Нужно быть ко всему готовым», — говорил он, боясь новой войны, с американцами. «Мы живем на арене нового боя», — повторял отец. Но стена[30] упала.

Вскоре отец в мучениях умер от рака. «Враг — там, где его меньше всего ожидаешь встретить». Одно из его излюбленных высказываний.

— Отпусти меня!

Голос звучит настойчиво. Воля еще не сломлена. Прекрасно.

Ты закрываешь дверь и садишься на стул в двух метрах от нее, кладешь пистолет на стол. Сигнал разрядки обстановки и вместе с тем видимый знак твоего превосходства. Папа научил тебя многим полезным приемам проведения психологической атаки. Он был главным в Национальной народной армии, член штаба стратегического планирования. Все его стратегии оказались бесполезными в момент, когда русские, братский народ, предали его. Бомбоубежище, которое он построил под домом («не бойся, мальчик мой, когда сверху посыпятся бомбы, ты будешь здесь в полной безопасности»), превратилось в кладовую. Он приставил пистолет к виску еще тогда, в 1989. Ему следовало спустить курок: он избежал бы стольких мук! Но он оказался слишком слаб. Поэтому ему пришлось стать свидетелем того, как все, ради чего он жил и за что боролся, растворилось в воздухе, когда ненавистный классовый враг захватил власть. Возможно, рак явился следствием его внутренней капитуляции.

Отец сильно ошибался. Враг был не на Западе. А позади нас, в нас, вокруг нас. Он невидим нам. Наблюдает за нами.

— Зачем ты притащил меня сюда? Что тебе от меня надо?

Ты замечаешь, что за несколько минут не сказал ни слова. Ты не привык вести беседы.

— Я не хотел, чтобы с тобой случилось что-нибудь нехорошее.

В ее глазах вспыхнула ярость.

— Но со мной случилось нечто нехорошее — похищение! А потом ты ранил меня ножом!

— Да, я знаю.