Истории дальнего леса - Павел Шмелев

Прилетел филин на дальнюю заимку и видит, что жена богатея больная лежит. Дал филин ей масла ахрихонского — мол, чудотворное оно. Поможет.

Только выпила она его, так совою-то и обернулась. Вот ведь какая месть у богатея была. Уж если она с богатеем не хотела оставаться, так теперь весь век совою ночной летать будет.

Остался богатей-свиновод один, со всеми своими сундуками с золотом да алмазами. Зря он боялся потерять их. И вниманием женским он обделен был: девицы у него после этого разные были, и сосчитать-назвать всех просто нет никакой возможности. Вот только чем старше он становился, тем дороже они ему обходились. И хоть разбогател он несметно, да любовь обходила его стороной с тех пор. Так бы и жил он долго, да очередная девица умной оказалась, что не так уж и часто с красотой сочетается, и договорилась с молодым охранником свиновода. Решили они, что уж слишком засиделся богатей на белом свете, да и расправились с ним.

Охотник же, как рассказывали, так и остался филином и улетел в самую чащобу леса. Больше его в тех местах не видели…

Вот такую историю рассказал мне старик в сезон дождей на окраине Вестбинского королевства.

Кончив говорить, старик заказал еще одну бутылку магического рома и, довольно кряхтя, добавил:

— Давно это было. Вот только не любят свиноводов в наших местах с тех пор. Да и на святых землях, как я слышал, свинину особо не жалуют. А может быть, и не было такого никогда.

— Как знать, — ответил я, — но за рассказ все равно спасибо. Собираю я всякие истории. Коллекционирую. Поэтому и называюсь порой коллекционером жизни.

— Я этого мудреного слова не знаю, — простодушно ответил старик, — но от себя скажу, что есть на свете только одно истинное счастье. Не измеряется оно в блестящих на солнце монетах золотых. Не ночует оно во дворцах каменных. Его не купить и не выменять. Оно дороже всего на белом свете, но приходит лишь к тем, кто его ждет, не требуя платы. Как солнце, безвозмездно дарящее тепло. Как освежающая влага родника. Как многоцветие полевых цветов на бескрайних долинах нашего королевства. Своенравное оно, это человеческое счастье. Уходит, не прощаясь, в безвозвратную даль, и удержать его силой никак нельзя…

На том я и простился со стариком. Был он, видно, из далеких земель. Я его больше нигде не встречал. Но странное дело: когда он следующим утром исчез, с ним ушел и дождь.

На небосводе появилось солнце, и я неторопливо направился в Дальний Лес, вспоминая рассказанную им историю. Мне показалось, что так оно и было. Думается, бывшая жена богатея, волею судьбы и злодейства, стала совой Василисой и поселилась в Дальнем Лесу. Жизнь ее изменилась, но не закончилась.

Да и филин с тех пор изменился, вроде бы умнее стал. И замечали, что он летал по лесу с птенцом и показывал ему, как охотиться перед самым заходом солнца на глупых зайцев да на крыс, которых он хватал когтями, убивая ими, как кинжалами.

Только любовь-то умнее и сильнее оказалась, чем филин с совой. Вот и свела она их опять. Ну а дальше вы все уже знаете: слетаются они в час совы в старый заброшенный охотничий домик.

Значит, не кончилась их история. Пока живет любовь, живы и филин с совой.

Зима царствовала в Архипелаге Сказок несколько лютых месяцев и наконец покинула обитателей Дальнего Леса. Ничто не длится вечно, даже в сказках. Наступило преддверие тепла: вроде бы весна, а вроде — и не совсем еще. Один день гуляют пронизывающие ветра, другой — пригревает теплое солнышко. Всё как и в нашем мире. Межсезонье. Время, похожее на сумерки, но менее таинственное и более продолжительное. И совсем не катаклизм какой-то или несуразность природная. Нет, малость попроще. Хотя и обычное совсем, но тоже меняющееся и чем-то поэтому даже тревожное.

Вот такая стояла погода в Дальнем Лесу, тревожная в самой своей природной сердцевинности. И вот в это межсезонье решили умные головы да боги небесные, хранящие мир и покой в Архипелаге Сказок, что надо бы им иметь богиню красоты. Богиня ведь тем и отличается от победительницы конкурса красоты в нашем мире, что это работа, а не почести. Тяжелая ежедневная работа по приумножению красоты земной и водной, а совсем и не праздник или чьи-то именины сердца.

Первым, кто прознал про такие планы и возмутился как истинный художник, был хорек Василий. Почему, мол, как красота — так сразу и богиня требуется. Как Василий начал свои загогулины ваять, так и появился у него особый, нетривиальный взгляд на мир. Да и бобриха, наверное, постаралась внести критическую струю в броуновское движение мыслей Василия.

Хватает, мол, уже мистических персонажей. Нет чтобы определить смотрителя по этому делу — и пусть себе трудится. Вот только сам он от этого дела устранился: выставка у него скоро. К тому же занят очень — весенняя серия странностей любви в девяти картинах на подходе. Какая уж тут богоизбранность красоты, когда весь он в творческом экстазе находится.

Меж тем Василий, сидя в своем салоне с норкой Анфисой за второй чашкой малинового чая и глядя в окно на проходящих мимо норок из восточного комплекса, расчесанных, с уложенными по-модному хвостами, произнес:

— Ну не дуры! Они от природе глупыми родились, решили, что богиня красоты должна просто затмить всех своим неземным и невиданным на архипелаге великолепием. На кой ляд, простите за фольклорное выражение, нужна она, красота неземная, если только и делать будет, что всех прочих затмевать. Тогда проще зеркало обоюдовогнутое взять, что в магическом салоне у тебя стоит, и на солнце направить. Вот оно любого так затмит, что никакой богине с ее красотой небывалой и не снилось. Нет, тут потоньше подход требуется.

— Зря ты, Василий, мою родню коришь, — спокойно возразила Анфиса. — У меня и так с ними отношения натянутые. Если никакой магической нагрузки не будет — какая разница, кого выберем.

— Когда Пафнутий-то появится? — спросил Василий, отпив еще немного малинового чая.

— Да не появится он, — сказала Анфиса. — У него после обретения тобой дара нервы шалят. Велел решение ему по магическим каналам послать. Вот соберем совет завтра. Но ты в голову не бери, у тебя инсталляции новые прямо-таки серией идут. Да и салон наш подправить надо. Задумала я потолок покрасить и стену зеркальную справить. А красота, она все одно в душе живет.

— Такое хлопотное дело все-таки собирать совет всех зверей, — промолвил Василий. — Опять как в прошлом году, когда комплекс норок строили. Только шум да гам стоит. Все одно, потом без лишних ушей да глаз различной степени магической силы и природного коварства всё решили.

— Дурак ты, братец, хоть и талант, — спокойно сказала Анфиса. — Жизнь у нас — сказочная. Это во всем проявляется. Поэтому и демократии никакой нет. Потому что есть в природе такой закон эмпирический: как демократия приходит, так сказка уходит. Не живут они вместе никогда. Поэтому и совет будет магический, как во всех приличных сказках. Но ты приходи, так как все-таки народный талант.