Рапсодия гнева - Дмитрий Янковский

Наверное, жизнь любого следователя, несмотря на каждодневную рутину, не обходится без острых моментов. Владислав Петрович их не любил – напрыгался вдоволь, будучи оперативником. Разве что пулю не получал, а так и засады были, и погони. Но жизнь не спрашивает, что мы любим, а что нет. У нее собственные предпочтения.

В тот раз таким вот острым моментом явилась месть одного из преступников, решившего почему-то, что именно собравший материалы следователь виноват во всех его преступлениях. На путь праведного мщения стал небезызвестный Чака – бандит до мозга костей, беспредельщик, каких свет не видывал, главарь средненькой банды и мастер каких-то там тайных боевых искусств. Корейская внешность, острый взгляд и смуглая кожа здорово подчеркивали его колоритность – Чаку горожане откровенно боялись, а милиция относилась к нему с трепетным уважением, лихорадочно выискивая, за что же его можно, в конце концов, зацепить.

Нашли.

Но, как всегда в таких случаях, узких моментов в деле было столько, что Владислав Петрович корпел над папками показаний и результатами экспертиз чуть ли не сутками, временно позабыв про навалившееся уныние. Чаку он допрашивал дважды, и потом оба раза снились ему нехорошие сны, мелькавшие коварной улыбочкой раскосых корейских глаз. Были в тех снах и ножи, и яды, и пули… Даже бомбы были, а их Владислав Петрович боялся больше всего.

Чака действительно был опасен. Поэтому когда он сбежал из следственного изолятора, убив двух охранников, никто бы не назвал Владислава Петровича трусом за просьбу предоставить личную охрану. Никто и не назвал. Охрану Дед предоставил сразу же – прекрасно обученных и вооруженных бойцов СОБРа, а не каких-то там сержантов патрульной службы. Правда, не в черной форме, наводящей почти суеверный страх, а по гражданке, но даже в такой одежде они внушали уважение и уверенность в завтрашнем дне.

Ребята посменно дежурили в квартире, а один был рядом всегда, даже в магазин за покупками ходить приходилось вдвоем. Менялись посуточно – сегодня одна смена, завтра другая, послезавтра снова первая. Всего шесть человек, по три в смене – двое в квартире, один в качестве телохранителя.

Саше Фролову, видимо по молодости и за отменную флотскую подготовку, досталась роль телохранителя, поэтому времени познакомиться было достаточно. Следователь разве что в туалет и в ванную ходил без него.

Вообще-то Владислав Петрович особой общительностью не страдал, даже наоборот – его здорово угнетали всякие вечеринки, а уж пригласить гостей в дом для него вовсе было бы подвигом. На такой подвиг он шел не часто и, как правило, вынужденно.

Но Саша ему сразу понравился. Была в нем несвойственная молодости житейская мудрость, рано приходящая на войне вместе с прядями седых волос, а склонность к философским рассуждениям позволяла заменить бестолковое сидение у телевизора долгими спорами на самые разные темы. Второго телохранителя, приходившего на смену Фролову, следователь старался просто не замечать – нормальный парень, но говорить с ним было столь же увлекательно, как с замшелой скалой, и через неделю Владислав Петрович поймал себя на том, что ждет Сашиной смены, как ждут в гости старого доброго друга. Это было странно, но приятно. Даже в доме сделалось как будто теплей – затаившаяся в углах холодная тьма боялась чужого присутствия не меньше, чем солнечного света.

Так прошло три недели…

Чака напал неожиданно, именно в смену Фролова, когда все уже решили, что беглецу удалось смотаться в дальние страны. Но не смотался же, черт бы его побрал! Не позволила мстительность, живущая в горячей восточной крови.

Вечером он засел с карабином на крыше продуктового магазина, в котором Владислав Петрович всегда закупался к ужину, а двое бандитов прикрывали главаря, сидя на скамеечке с девятимиллиметровыми «береттами» под куртками. Чака знал, что Владислав Петрович всегда подходит к магазину с заднего двора, а там с сумерками ни души, лишь изредка допивают водку грузчики из закрывшегося стеклопункта. Промозгло сырела южная зима, темнело рано, и Чака, не доверяя одной лишь ночной оптике, поставил на карабин лазерный прицел. Для гарантии.

Только это и спасло жизнь Владислава Петровича – Саша, не расслаблявшийся ни на миг, заметил красное пятно, направленное прямо в сердце следователя, раньше, чем Чака нажал на спуск. Владислав Петрович даже не понял сразу, кто и зачем сбил его прямо в жирную грязь лужи, но грохот выстрела и визг рикошета подсказали, что подниматься не стоит, разве что отползти за какое-нибудь укрытие.

Чаку же первый промах ничуть не остудил, он продолжал елозить красным пятном по асфальту и лужам, выискивая утерянную цель. Телохранитель его волновал мало, очень хотелось разделаться со следователем. Он вообще не озаботился молодым собровцем, предоставив его прикрывавшим дружкам. Но и те сразу же потеряли Сашу из виду – он словно растворился в густых зимних сумерках. Напрасно бандиты водили пистолетными стволами из стороны в сторону – стрелять было не в кого. Можно было бы достать скорчившегося в луже следователя, но Чака категорически запретил – сам собирался прикончить.

За прошедшие с первого выстрела четыре секунды Владислав Петрович, как водится перед смертью, пытался прогнать перед мысленным взором все прожитые дни. Выходило худо – явно не успевал дойти даже до юности. Вот-вот яркое пятно целеуказателя крупной божьей коровкой присядет на голову и тогда…

Вооруженные пистолетами бандиты, как потом говорил медэксперт, умерли почти одновременно. Фролов, словно вампир в фильме ужасов, буквально материализовался из густой тени дерева прямо за их спинами, и Владислав Петрович уловил лишь момент, когда оба упали – удара не видел.

Тут же красное пятно метнулось на Сашину грудь, но он словно ждал этого, трижды выстрелив в сияющую рубином звезду лазера. Карабин гулко грохнулся с крыши, вдребезги расколов деревянный приклад об асфальт.

Только этот звук окончательно вывел следователя из нервного ступора, и он заметил, что в руках у Саши не табельный «стечкин», а отобранная у одного из бандитов «беретта». Фролов, оказывается, даже не доставал оружие из кобуры!

Следующим вечером Владислав Петрович пригласил своего спасителя на кофе с коньяком. Так в общем-то и началась их странная дружба. Кто же мог знать, что настанет это летнее утро, когда Саша будет сидеть в комнате для допросов, а спасенный им следователь станет собирать на него материал? Глупость какая-то, злая ирония судьбы.

Владислав Петрович дождался, когда порозовеют облака, вздохнул и собрался потянуть на себя дверь райотдела. Надо закончить с этим делом, будь оно неладно…

Как только дежурный открыл окованную дверь, Фролов сразу узнал рев проехавшего по улице «хаммера». Слишком запоминающийся, приметный – ни с чем не спутаешь. Он видывал и гражданские образцы этих машин, для любителей дорогой военной экзотики. Среди американцев эдаких любителей было немало, у этой нации вообще сформировалось особое отношение к войнам и связанной с ними героике. Некий комплекс неполноценности прирожденных крестьян, мечтающих о чем-то большем, чем быки и кобылы. Этот комплекс ярчайшим примером выразился в образе лихого ковбоя, умеющего не только заарканить быка, что являлось каждодневной необходимостью, но и ловко управляющегося с парой кольтов огромного калибра, что всегда было красивой мечтой.