Мученик - Рори Клементс

Херрик улыбнулся.

— Ясно. Но ведь это такая честь, познакомиться с Дрейком.

— Тогда, Хенрик, желаю тебе всего хорошего, и будь осторожен. Только вы ударите по рукам, тебя завалят работой.

Когда за хозяином затворилась дверь, Херрик снова подошел к окну. Подоконник находился на высоте трех футов от пола. Окно было два фута в ширину и три с половиной в высоту. Для выполнения его миссии это подходило идеально. Он перекрестился, потом преклонил колени и принялся молиться.

Лицо Кэтрин Марвелл преследовало Шекспира. Да кто она такая? Гувернантка-католичка, вероотступница из семейства, скрывающего какие-то тайны. А что, если она Томасу Вуду больше чем просто гувернантка? В его присутствии Кэтрин чувствует себя довольно свободно. Закипая от досады, Шекспир слишком сильно пришпорил лошадь — в другое время ему стало бы стыдно за проявление подобной жестокости. Нужно было избавиться от мыслей о Кэтрин.

Шекспир ехал по мосту, направляясь в Саутуорк, и продолжал беспричинно гневаться. Он злился на Томаса Вуда за его глупое вранье, злился на того, кто вломился к нему в дом и рылся в его бумагах, злился на себя, хотя и не понимал за что.

Дома его уже поджидал Слайд. Он принес очередной экземпляр «Лондонского вестника» с леденящей кровь историей о последних минутах Марии, королевы Шотландии. Шекспир медленно прочитал газетный листок. Все, о чем шла речь в этом листке, Шекспиру было уже известно: страшные подробности того, как голова Марии покатилась, выскользнув из рук палача Булла. Шекспира это не удивило, Булл и в лучшие времена не особенно хорошо справлялся со своими обязанностями. Он продолжил чтение. Описание мученического кроваво-красного одеяния Марии, сплетни о собачке, прятавшейся среди ее юбок, несколько строк о большом торжестве в Лондоне и страхах, связанных с нападением на Англию испанского флота.

— Как ему удалось это отпечатать? — взорвался Шекспир, порвав листок и швырнув обрывки на пол. — Я полагал, что люди из Компании книжных издателей сломали его пресс.

— Может, у него появился новый.

— Так найди его, Гарри, — прорычал Шекспир. — Я хочу, чтобы Валстана Глиба заковали в кандалы и держали под замком до тех пор, пока я не допрошу его.

Слайд раскланялся, заверив Шекспира, что, конечно же, сделает все, что в его силах, и что арест Глиба лишь дело времени.

— А еще я жду поимки иезуита Саутвелла. Ты говорил, что доставишь мне его. И где же он? Гарри, ты взял деньги вперед. Арестуй его! Господин секретарь голову с меня снимет, если мы в самое ближайшее время не поймаем его.

Слайд не боялся гнева Шекспира. Синяки и раны, полученные им в результате нападения, еще не зажили. Раны покрылись коростой, синяки пожелтели, а одежда была совершенно испорчена. Но он убедил Шекспира, что чувствует себя хорошо. Слайд не стал рассказывать, что потерял след Саутвелла, это уж точно не остудило бы гнев Шекспира.

— Гарри, я хочу, чтобы ты отправился в бордели. Выясни, не приходилось ли девицам из этих заведений охаживать кнутом странных клиентов и не ублажали ли они фламандцев или мужчин с голландским или немецким акцентом, а также не заметили ли они у таких клиентов необычных пристрастий. Мне срочно нужны эти сведения. Кроме того, продолжай расспрашивать о Бланш Говард. Вращалась ли она в кругах вероотступников? Не была ли она близка с каким-либо иностранцем, особенно фламандцем? Думаю, здесь есть какая-то связь. Возвращайся, когда получишь сведения, и как можно быстрее.

— Господин Шекспир, считайте, что все уже сделано.

— Еще, Гарри, что ты знаешь о Томасе Вуде? О нем ходят какие-нибудь слухи?

— Конечно, я о нем слышал. Он — богат, но не кичится достатком. По образу жизни он — пуританин, или скорее пресвитерианин. Возможно, он придерживается тех же религиозных убеждений, что и господин секретарь.

Шекспир невесело рассмеялся.

— Гарри, ты ошибаешься. Вуд исповедует католичество. Господину секретарю не понравится предположение, что у него есть что-то общее с господином Вудом.

— А…

— Тем не менее разузнай все, что сможешь, и даже больше. Что-нибудь из прошлого Томаса Вуда, о встречах с иностранными купцами. Кто его друзья? Еще у него есть гувернантка, которая присматривает за его детьми, некая Кэтрин Марвелл. Выясни о ней все, что возможно.

Слайд попытался изобразить свою обворожительную улыбку, но синяки и кровоподтеки на его лице еще не прошли и причиняли боль.

— Конечно. — Мгновение он молчал в нерешительности, затем добавил: — Простите меня, господин, за то, что завожу разговор о подобных деликатных вещах… сейчас не время для таких просьб, но я отчаянно нуждаюсь в средствах.

Шекспир хотел было возразить, но тут же понял, что пожалеет об этих словах; сейчас Слайд ему нужен, очень нужен. Без Гарри он был бы как без рук. И конечно, ему нужны деньги.

— Сколько?

— Пятнадцать марок. Если мне предстоит отправиться по публичным домам, то хозяева заведений и проститутки не станут разговаривать бесплатно. Вы должны это знать, господин Шекспир.

— В самом деле. Прости, Гарри, но я боюсь, что мои познания о традициях публичных домов скудны. Зато ты хорошо разбираешься в подобных делах, я уверен, и мог бы просветить меня как-нибудь за квартой эля. Но не сейчас.

Он развязал кошель, отсчитал монеты и без лишних церемоний вручил их Слайду.

— Все, Гарри, иди.

Спустя час после разговора со Слайдом Шекспир уже привязывал поводья лошади у тюрьмы «Маршалси». Он пообещал себе, что сегодня же вернется в Доугейт и еще раз поговорит с Томасом Вудом, а если понадобится, то и допросит его. Кроме того, ему почему-то очень хотелось увидеться с Кэтрин Марвелл. Поразмышляй он, то легко распознал бы симптомы: в двадцать восемь лет, возрасте, когда большинство мужчин уже уютно устроились в семейном гнездышке и наслаждались отцовством, Джон был еще неженат. Он никак не мог отделаться от мысли, что выглядел трусом и глупцом в глазах той девушки, с которой успел обменяться лишь парой слов. И Шекспир ничего не мог с этим поделать.

Огромного роста тюремный надзиратель из «Маршалси» занервничал, когда Шекспир объявил, что прибыл по делу государственной важности.

— Я к Джону Даути.

Надзиратель задумался.

— Я не знаю такого заключенного.

— Вспоминай, он собирался убить сэра Френсиса Дрейка и попал сюда пять лет тому назад.

Надзиратель покачал головой.

— Нет, господин. Я здесь уже три года, и не припомню заключенного под таким или похожим именем.

— Дай посмотреть твои записи.

Надзиратель озадаченно взглянул на Шекспира.

— Ты ведешь журнал заключенных?

— Конечно, господин. Только зачем он вам, если заключенного, который вам нужен, здесь нет?