Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - Найо Марш

— Нет, не надо, — пролепетала она. — Не надо.

— Прости.

— Тебе не о чем беспокоиться. Не обращай внимания. Пойдем поговорим с мистером Чипсом.

Они застали мистера Мэрримена в разгар его выступления. Он нашел книгу Джемаймы «Елизаветинцы», которую та оставила на скамье, и теперь разразился целой лекцией на эту тему. Книга была написана автором авторитетным, но по многим позициям мистер Мэрримен был категорически с ним не согласен. В эту дискуссию оказались вовлечены Аллейн, отец Джордан и мисс Эббот, в то время как мистер Макангус и мистер Кадди были наблюдателями, причем первый поглядывал на происходящее с нескрываемым восхищением, а второй — с характерным для него пренебрежением человека абсолютно несведущего.

Джемайма и Тим подошли и уселись на палубе, и мистер Мэрримен воспринял их появление с таким видом, точно они опоздали на занятия, но по достаточно уважительным причинам. Аллейн покосился на них и не удержался от мысли, что эти двое по счастливой случайности обрели друг друга на корабле и увлечение это, видимо, не мимолетно. «Ведь и сам я, — подумал он, — как-то раз отчаянно влюбился во время путешествия из южного полушария». Затем он снова переключил внимание на дискуссию.

— Я совершенно не понимаю, — говорил тем временем отец Джордан, — как вы можете ставить «Герцогиню Мальфи»[27] выше «Гамлета» или «Макбета».

— Или почему, — пролаяла мисс Эббот, — вы считаете Отелло самым положительным из персонажей?

Мистер Мэрримен нашарил в кармане жилета таблетку соды и нравоучительно заметил, что на самом деле обсуждать критерии вкуса просто невозможно в тех случаях, когда хотя бы жалкие зачатки этого самого вкуса отсутствуют вовсе. Он упрекал свою своенравную аудиторию в напрасном возвеличивании «Гамлета» и «Макбета». Трагедия «Гамлет», по его словам, являлась непоследовательной, неполноценной и никому не нужной жалкой пародией на какую-то старую немецкую мелодраму. Неудивительно, заметил мистер Мэрримен, что принц Гамлет никак не может принять решения, ведь его создатель сам страдал еще большей нерешительностью. А Макбет был просто пустоголовым растяпой. Уберите язык и слог, и что останется? Тенденциозная и невежественная пропаганда пораженчества.

— Чевой-то в имени тебе моем? Да ничего, — искажая цитату из «Ромео и Джульетты» и коверкая язык в стиле кокни, произнес мистер Мэрримен и закинул таблетку в рот.

— Лично я совсем не разбираюсь в Шекспире, — начал было мистер Кадди, но его тотчас перебили.

— Уже хорошо, — заметил мистер Мэрримен, — что вы признаетесь в собственном невежестве. И чтобы окончательно отбить вкус к этому писаке, советую начать с «Макбета».

— И однако же, — вмешался Аллейн, — язык у него замечательный.

— Не припоминаю, — сразу же парировал мистер Мэрримен, — чтобы я укорял этого парня в бедности словарного запаса. — И далее он принялся восхвалять классическое построение «Отелло», не преминул при том похвалить и «Герцогиню Мальфи», а также выразить свое восхищение удивительной прямотой в ранней трагедии Шекспира «Тит Андроник». В заключение он добавил, что финальная сцена в «Лире» в целом получилась «приличная».

За это время мистер Макангус несколько раз издавал тихие и жалобные звуки и вот, наконец, пылко заметил:

— Что до меня, то трагедия «Отелло» сильно подпорчена к концу, когда Дездемона вдруг оживает и говорит, а затем, как всем вам известно, умирает. Женщина, которую задушили должным образом, просто на это не способна. Это, знаете ли, смешно.

— Мнение медика? — обратился Аллейн к Тиму.

— Патологическое правдоподобие, — с еще большим апломбом заговорил мистер Мэрримен, — в данном случае несущественно. Следует примириться с условностями. По задумке автора она, уже задушенная, должна была произнести несколько слов. Вот она и произнесла.

— И все же, — настаивал Аллейн, — давайте выслушаем мнение специалиста.

— Я бы не сказал, что это совершенно невозможно, — заметил Тим. — Нет, разумеется, ее физическое состояние на тот момент никакая актриса адекватно воспроизвести не была способна. Да это и не нужно. Я допускаю, что, возможно, он убил ее не сразу и что она могла прийти в себя на несколько секунд и заговорить.

— Но доктор, — с жаром возразил мистер Макангус, — я же сказал «должным образом». Задушил как положено, понимаете?

— Но разве в тексте, — заметила мисс Эббот, — не сказано, что она умерла от удушения?

— В тексте! — воскликнул мистер Мэрримен и развел руками. — Я вас умоляю! В каком таком тексте? Что еще за текст? — И он пустился критиковать редакторов произведений Шекспира. Затем последовал догматичный и подробнейший разбор самих постановок этих произведений. По мнению мистера Мэрримена, правильнее всего ставили пьесы Шекспира сами елизаветинцы. Никаких декораций, голые доски. Все роли исполняют только мальчики и мужчины. Тут же выяснилось, что и сам мистер Мэрримен ставил пьесы в той же манере на школьной сцене. Описывая их, он долго читал лекцию по технике речи, театральному костюму и гриму. От его рассказа веяло столь невыносимой самонадеянностью, что смешанная аудитория вскоре потеряла к нему интерес. Глаза у мистера Макангуса словно остекленели. Отец Джордан удалился, мисс Эббот теряла всякое терпение. Джемайма смотрела на палубные доски. Тим смотрел на Джемайму. Аллейн, осознавая это, все же умудрялся изображать из себя внимательного слушателя.

Он также наблюдал за мистером Кадди. Тот взирал на происходящее с видом человека, которого лишили законной добычи. Очевидно, во время дискуссии он хотел поделиться своими соображениями. И вот наконец он повысил голос, и это ему удалось.

— А вы не находите странным, — заметил мистер Кадди, — что разговор все время крутится вокруг женщин, которых задушили? Миссис Кадди заметила то же самое. И тоже назвала это странным совпадением.

Мистер Мэрримен открыл рот, потом закрыл и снова удивленно приоткрыл, когда Джемайма пылко воскликнула:

— Это просто чудовищно! Невыносимо!

Тим положил ей руку на плечо.

— Прошу прощенья, — добавила Джемайма, — но это действительно ужасно. Ведь не важно, как именно умерла Дездемона. И Отелло — это совсем не клинический случай. Шекспир вовсе не был каким-то экзистенциалистом, его трагедия полна простоты и величия и повествует о благородном сердце, которое было разбито стараниями жалкого завистника. Как бы там ни было… — Тут Джемайма покраснела от смущения, — именно так я считаю и думаю, что имею право высказать свое мнение, или я не права?

— Абсолютно уверен, что имеете, — с особой теплотой в голосе произнес Аллейн. — И главное, вы совершенно правы.

Джемайма взглянула на него с благодарностью.

А мистер Кадди все улыбался.

— Я тоже уверен, — сказал он. — И не хотел никого огорчить.