Фатальный абонент - Гера Фотич

Сильно хотелось есть. Похоже, что на вчерашний скандал и переживания организм затратил много калорий. Михаил достал из сумки банку консервов и вскрыл — оказалась мясная тушенка. Ел с удовольствием. Предложил остатки собакам. Те особого энтузиазма не проявили. Ели не вставая. А покончив с едой, даже не удосужились поблагодарить. Точно сняли оплату за аренду помещения. Встали, потянулись и вышли в открытый проем двери.

Михаил снова остался один. Огляделся. Сарай оказался не таким пустым, как ночью. В углу валялись разноцветные тряпки, остов от детского велосипеда, кусок пропиленовой веревки. Подумал, что металлическая банка из-под тушёнки может ещё пригодиться и бросил её в общую кучу. Та ударилась о раму велосипеда, глухо звякнула. Резанула по душе. Вернулась вчерашняя тоска. Что же он такое натворил. Не мог сдержаться. Жаль. Но что поделаешь — что случилось, то случилось. Хотел забыть. Но как это сделать? Убили Сивакова, теперь Полинова. Осталась Лили. Но что она сможет одна? Лучше оставить её в покое. Не дай бог, решат, что она помогала нам. Отомстят.

Михаил закрыл глаза. Надо было думать, что делать дальше. Круиз планировался на неделю. Прошло трое суток. С учетом обратного пути, корабль будет здесь через двое суток. Еды и воды до этого времени хватит. Можно просто не вставать. А если они пройдут мимо? Помашут мне платочком? С этого момента в голове начиналась путаница. Быть может, поймать другой пароход или лодку? Немного денег есть. Отправиться в Манаус. Но в старой гостинице уже есть моя регистрация. Туда может нагрянуть полиция. Куда бы я ни поселился. Только этот сарай не найдут.

Михаил продолжал искать выход, пытался строить планы. Складывалось трудно.

Неожиданно краем глаза он заметил, как через щели слева мелькнуло пламя. Уставился на стену сарая, но все было тихо. Через минуту в проеме двери показались ушедшие собаки — вернулись. За ними выглянуло чумазое личико. Бесшумно вошел ребенок.

Вспомнился мультфильм «Маугли» — человеческий детёныш.

Круглое щекастое чумазое личико. Спутанные, коричневые волосы до плеч. Грязная розовая маечка, задранная на животе, открывала пупок. Полупрозрачная алая материя, похожая на марлю, едва доходила до колен. Была собрана под белую тесёмку на бедрах. Что-то похожее на юбочку. Из чего можно было понять, что это девочка. Лет пяти. Была загорелая, как шоколад.

Зайдя в сарай, встала, расставив босые ножки. Слегка покачиваясь с пятки на носок, продолжила есть тёмный плод размером с апельсин. Одну половинку прижимала ко рту, выгрызая мякоть. Вторую, еще не тронутую, держала в левой опущенной руке. Белое желе застыло вокруг рта и на подбородке, точно девочку ткнули лицом в сметану. Собаки сели у её ног. Периодически поднимали морды вверх, поглядывали в лицо девочки. Словно спрашивали: «Не знаешь его? Что будем делать с этим непрошеным гостем?»

Неожиданно малышка сосредоточила свое внимание на груди Михаила. Осторожно подошла и опустилась на колени. Бросила в сторону высосанную половинку плода. Протянула руку и ткнула пальцем в кулон, висящий на тесемке. Произнесла тоненьким голоском:

— Кевоси?

Михаил улыбнулся, догадался по интонации:

— Это Будда! Буд-да!

— Буд-да, — повторила девочка. Неожиданно схватила кулон и дернула, пытаясь оторвать. Тесёмка не поддалась. Дернула сильнее, но результат тот же. Нахмурилась.

— Нравится? — Михаил приподнялся на локти.

Девочка испугалась, вскрикнула. Вскочила на ноги. Бросила в Михаила второй половинкой плода и убежала, порхая юбочкой, шлёпая голенькими подошвами. Собаки тихо зарычали и устремились за ней.

Ну вот и первое знакомство, — подумал Михаил, правда, не совсем удачное. Как бы чего не вышло. Напугал ребенка. Он встал, поднял плод. Попробовал на вкус. Не апельсин. Но очень сладкий, отдавал карамелью. Отворил дверь и вышел.

Вокруг сарая, по периметру — помост из досок, чтобы ходить. Тут же на выходе справа сколочен туалет. Заглянул — прямо как в заброшенной деревне под Питером. Скрипит-шатается, но использовать можно — все уносится рекой. Тут же кувшин — за ручку привязана веревка, чтобы черпать воду. Это вместо бумаги — цивилизация!

Вернулся в сарай. Собрал снятую вечером одежду и вынес, чтобы развесить на солнце. Вылезшие из досок ржавые гвозди служили крючками. Увидел, что настил тянется к соседнему сараю. Более новому, но сделанному наполовину. А от него уже прямо на сушу. В сотне метров среди деревьев вдоль берега стоят ещё несколько аналогичных строений. Но выглядят ухоженными. Некоторые покрашены, на окнах занавески. Натянуты веревки, сушится бельё. Кое-какая мебель: пластиковые стулья, большие белые коробки, похожие на морозильники. Кое-где горят лампочки. На воде привязаны лодки.

В этот момент Михаил услышал галдёж голосов. Увидел, как из-за деревьев на берег выбежала его знакомая девчушка в красной юбочке. За руку она тянула мужчину с голым торсом и цветастых штанах до колен. За ними показалась женщина в синем коротком платье, похожем на комбинацию. Она держала за руку голого ребенка лет трёх. Рядом — еще двое детей лет по десять в трусиках. Все чернокожие.

Михаил не ожидал такой экскурсии и замер. Мужчина заметил, что на них смотрят и подал жест рукой. Все остановились, умолкли. Стали наблюдать. Глава семейства осторожно прошел по мосткам к сараю. Остановился напротив Михаила. Задал несколько вопросов на непонятном языке. Михаил пожал плечами, покрутил головой:

— Я не понимаю, — сам задал простой вопрос по-английски, но ответа тоже не получил.

Мужчина обошел сарай. Заглянул внутрь, словно искал сообщников незваного гостя. Вернулся и стал рассматривать Михаила, поднимая и опуская голову. Обводя взглядом широкие плечи, большой живот и толстые руки.

Сам он был худой и в два раза меньше ростом. Наконец удовлетворившись, ткнул пальцем гостю в грудь:

— Будда!

— Вообще-то меня зовут Мигель, — как можно мягче поправил Михаил, расстегнул рубашку, показав кулон, — Будда вот! Буд-да!

Мужчина кивнул, соглашаясь. Снова ткнул Михаила в открывшийся живот, повторил:

— Будда!

Затем показал ладонью на покосившийся сарай, недостроенный, на семью и себя. Гордо произнес: — Мона!

— Я понял, — Михаил ткнул пальцем в мужчину, — Мона.

Тот довольно заулыбался. Возраст его определить было сложно. То ли сорок, то ли шестьдесят. Черные прямые короткие волосы. Лицо без растительности, даже бровей не видно. Зато все в морщинах. Особенно когда улыбался. Редкие передние зубы чуть выдавались вперед. Во время речи обильно смачивались слюной. Он снова показал на Михаила:

— Будда!

Михаил кивнул, примирительно улыбнулся в ответ:

— Да, черт с тобой, Будда так Будда! Все равно ты в этом ничего не понимаешь. А мне какая разница!

Мона махнул своей семье и что-то сказал, показывая на небо. Те стали по мосткам перебираться к сараю. Подойдя, женщина положила свою ладонь на живот Михаила. Подняла вверх глаза и что-то забубнила. Затем отошла и стала подталкивать детей. Те, боязливо глядя на неё, легко шлёпнули незнакомца и отскочили. Самого маленького ребёнка женщина подняла на руки, и дотронулась его ладошкой.