Вслед за змеями - Джезебел Морган

Или это кровь прилила к коже, когда она различила светлые волосы, змеящиеся по сгорбленной спине.

Марья распахнула рот по-рыбьи, но ни звука не вырвалось – горло пережало, и крик остался биться внутри грудной клетки запертой обезумевшей птицей. У противоположной стены на четвереньках, по-звериному сидела Аня, жадно вгрызаясь в крупную темную тушу… слишком длинную для зверя. Ни рыка, ни стона, только влажные шлепки мяса, когда она отрывала его зубами и жадно втягивала кровь, все еще толчками бившую из рваной раны.

Она пожирала кого-то заживо.

Марья зажмурилась до красных кругов перед глазами и беззвучно отступила в темноту и холод коридора. Дыхание клокотало где-то в горле, и она не сразу смогла взять себя в руки, чтоб выдавить хоть пару слов:

– Зачем? Зачем ты меня сюда привел?

Теплые ладони снова легли на плечи. Сочувственно. Успокаивающе.

– Вокруг Соколицы слишком много тайн, и тебе самой больно от них. Я решил, что одной тайной должно стать меньше.

Марья зубами скрипнула. Лучше бы были пауки и многоножки.

– Какая мне разница, как питается тварь, забравшая тело моей сестры? Только одним поводом ее освободить больше.

Кажется, она услышала их шепот. Замерла. Неровным, дерганым движением приподнялась на коленях, повела головой, словно принюхиваясь. Пустой равнодушный взгляд мазнул по огню, и она тут же зажмурилась, сжалась на полу, все так же беззвучно и оттого особенно жутко.

Во рту пересохло, и Марья до крови прикусила язык, ощутив, какими жалкими и бесполезными оказались ее слова.

Глаза у Ани были человеческими – безмысленными, пустыми, равнодушными, но человеческими, ничуть не похожими на тьму Змеи.

– Видишь? – Голос Финиста истекал печалью и сочувствием. – Человеческого в ней не осталось. Вот что будет, если ты вернешь ее. Жаль, даже Василиса не смогла ей помочь – было слишком поздно.

– Ты знал? – Марья с трудом вытолкнула слова из пересохшего горла. От привкуса крови во рту тошнило, а отвратительный запах только сильнее бил в ноздри.

– Нет. Поверь мне, нет. Знал бы – увел тебя от нее раньше. Ты ведь рисковала рядом с ней. Неужели ты думаешь, что в таком приступе голода она тебя узнала б?

Марья зажмурилась и резко выдохнула:

– Да.

Хотя в глубине души знала точно: нет.

А Финист продолжал говорить, и его хриплый шепот вползал в душу змеей, и ее яд разливался по нутру, вот-вот доползет до сердца.

– Если хочешь помочь сестре – освободи ее от себя самой. Убей. Разве она не заслуживает покоя? Разве ей самой такое существование в радость?

В ладонь легла шершавая рукоять ножа, обмотанная тонкими кожаными ремешками. Финист сжал пальцы Марьи на ней, накрыл ладонью, словно вместе с теплом мог поделиться решимостью. Пульс стучал в ушах тысячей барабанов.

«Мы и так слишком продлили ее мучения, пора ее освободить».

В памяти воскресли даже не слова, а голос сестры, бесцветный и усталый.

Может, пора освободить ее?

Марья взглянула на нож в опущенной руке, на зазубрины на темном лезвии, и его очертания расплылись перед ней, словно на глаза слезы навернулись. Марья моргнула несколько раз, но нож продолжил двоиться, по его лезвию скользили отсветы костра… но не отражались в нем.

Словно нож был каменный.

Марья нахмурилась: откуда он у Финиста? Как он пронес его, ножны же были пусты? Но она не смогла сосредоточиться, перед глазами плыли алые круги, и среди них белели волосы сестры. Нет, не сестры, монстра. Теперь уже монстра.

Сглотнув, Марья медленно шагнула в зал, обошла костер. Когда огонь оказался за спиной, ей на мгновение показалось, что она ослепла, но тьма и полутени быстро сложились в объемные фигуры, очерченные алым контуром.

Плеск под ногой. Марья отдернула ногу, но поздно, Аня уже взвилась, оглядываясь, и неподвижное, перемазанное в крови лицо снова исказили ярость и голод. Марья отшатнулась – она уже видела такую жуткую маску на лице сестры, когда та и потребовала уехать прочь из дома.

Прочь от монстра.

Она рванулась вперед, и Марья едва успела выставить перед собой нож, другой рукой инстинктивно заслоняя голову. Она хотела зажмуриться, чтоб не видеть звериную маску голода на родном лице, но не смогла, смотрела и смотрела, словно от этого зависела ее жизнь.

«Со мной ничего не случится, – отчаянная, ядовитая мысль стучала в голове, но сердце все равно заходилось чечеткой от ужаса. – Со мной ничего не случится. Со мной ничего…»

Аня прижалась к ней, оттолкнув руку с ножом, жадно принюхалась. Марья застыла, щуря глаза и отворачивая лицо – изо рта Ани тянуло кровью и еще чем-то гадким и гнилым. Марья ждала, что сестра вгрызется ей в шею. Марья ждала, что она отшатнется и глаза ее станут черными. Марья ждала, что Финист сделает хоть что-то…

Она заметила его краем глаза, он замер вблизи от огня, и пламя бросало жуткие отсветы на его лицо, и оно казалось хищным, азартным и выжидающим. И куда более жутким, чем окровавленное лицо сестры с пустыми глазами.

Со сдавленным вздохом Аня отшатнулась от Марьи, и снова дернулась, вскинула руки, заслоняясь от света. Марья сглотнула – Змея пришла сюда по своей воле, развела костер – или распорядилась его зажечь, чтоб пламя и свет не выпустили из-под земли ненасытившуюся тварь. А значит, это не Аня. Это просто не может быть Аня.

Марья попятилась к Финисту, не отводя настороженного взгляда от сестры, решительно сунула ему в руки нож. Сытая тварь слепо щурилась, но не нападала и к трапезе не возвращалась – следила.

– Неужели ты не хочешь положить конец ее мучениям, моя дорогая?

– Нет, – отчаянно выдохнула Марья. – Нет. Нет. Ее еще можно…

– Спасти? – Его голос стал жестче, слова хлестали наотмашь. – Это не замена сознания, сестрица, если ты еще не поняла, – потому что сознания там нет. Змея приходит в пустое тело и уходит, оставляя только оболочку. Голодную оболочку. Разве тебе самой не мерзко от этого?

Больше всего ей хотелось заткнуть уши и не слышать его. Больше всего ей хотелось, чтобы все это закончилось. А ему хотелось, чтоб она убила сестру.

Черта с два.

Монстр под ледяной коркой заворочался, и впервые Марья не захотела его одергивать, отгораживаться от него синеватой толщей льда.

– Она не тронула меня, – почти выкрикнула Марья, и голос задрожал от гнева и слез. – И я верну ее!

Финист с раздражением выдохнул сквозь зубы.

– Дура, – выплюнул он и шагнул к Ане. – Тогда я освобожу ее сам.

Матово блеснул занесенный нож, и Марья едва успела с гневным воплем повиснуть у него на руке. Финист чертыхнулся, грубо отпихнул ее, и она отлетела к стене, чуть ли не в сам костер. Он всего на мгновение отвел взгляд от твари, и та прыгнула, зубы – еще человеческие – вцепились в предплечье, но не смогли прокусить камзол.