Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

Следующие два месяца Мария не ездила в Неаполи. Это было выше ее сил. Чтобы как-то оправдаться перед Андреасом и перед самой собой, она написала ему письмо с извинениями. О причинах, заставивших ее сделать перерыв в их встречах, женщина умолчала. Она не рассказала о неприятной сцене с надзирателем даже Фотини.

Незаметно наступил октябрь. Как-то ночью Мария долго не могла заснуть. Она осторожно ворочалась в постели, стараясь не разбудить Николаоса, и вдруг ей в голову пришла идея. Все было так просто, что Мария не могла понять, как она не додумалась до этого раньше!

Два дня спустя она села на автобус до Неаполи.

Ей удалось занять очередь одной из первых, и вскоре она оказалась перед тюремными воротами. Сердце отчаянно билось, и женщина сжимала кулаки, пытаясь унять охватившее ее волнение.

– Итак, – как ни в чем не бывало начал надзиратель, – к кому вы пришли?

– К Андреасу Вандулакису, – ответила Мария с легкой дрожью в голосе.

– Андреас Вандулакис… Вандулакис… Мм… Ах да!

В душе Марии закипела ненависть. Ухмылка на его противном обрюзглом лице говорила о том, что он прекрасно помнит, кто перед ним. Однако было очевидно, что этот маленький спектакль доставляет ему огромное удовольствие.

– Я бы хотела вас кое о чем спросить, – внезапно сказала Мария.

– Меня? Спросить? – (Обычно робкая, Мария набралась смелости и посмотрела надзирателю прямо в глаза.) – Ну что ж…

– Вы, случайно, не работали на Спиналонге? Охранником? – Мария несколько раз репетировала этот разговор перед зеркалом и неоднократно прокручивала его в голове.

– Что вы хотите этим сказать? – Надзиратель был в недоумении.

– Просто вы напоминаете мне одного из наших охранников, – ответила Мария. – Вы похожи на него как две капли воды. Понимаете, я несколько лет жила на Спиналонге и…

– Так вы прокаженная, что ли? – спросил надзиратель с явным отвращением.

– Уже нет, – произнесла Мария с легкой улыбкой. – В смысле, я болела проказой, но ведь не так давно от нее было найдено лекарство.

Она слегка склонила голову набок, оценивая реакцию надзирателя на свои слова. Реакция была именно такой, какую Мария себе представляла. Она знала, что надзиратель больше не тронет ее и пальцем. Впервые ее проклятие сыграло ей на пользу. Николаос бы ею гордился.

Свидание с Андреасом пролетело незаметно. Он так радовался ее приходу, что Мария не могла не признать: ее усилия того стоили. Их разговор проходил в привычном для обоих порядке, который сам собой установился во время предыдущих визитов. Прежде всего Андреас спросил о Софии, затем поинтересовался здоровьем отца. На каждый из вопросов Мария отвечала максимально подробно, не упуская ни одной детали, ни одной новости.

Мария рассказала Андреасу, что София теперь ходит в школу, что она увлеклась рисованием и обожает слушать сказки. Однако пустой взгляд зятя быстро заставил Марию замолчать. Что ж, она понимала чувства Андреаса – ведь он не видел дочь более трех лет и даже не мог представить, как та теперь выглядит. София и вправду изменилась, она выросла и перестала быть той малышкой, какой ее помнил отец.

На вопрос о здоровье Александроса Вандулакиса Мария также попыталась дать как можно более полный ответ. Она сообщила Андреасу, что его отец чувствует себя хорошо, что Ольга и Ирини со своими детьми навещают его по выходным. Отметила, какую перестановку мебели затеяла экономка Вандулакисов кирия Хортакис. В общем, она выложила Андреасу все, что смогла припомнить со времени последнего визита, когда привозила Софию в дом ее дедушки.

Андреас каждый раз вежливо спрашивал о Гиоргосе. Однако Мария могла сказать о своем отце лишь то, что он по-прежнему ловит рыбу каждый день, если на море нет сильного ветра. И даже при всем желании Марии как-то разнообразить свои «отчеты», о Гиоргосе она повторяла одно и то же почти одними и теми же словами. Женщина знала, что зятя мало интересовала ее собственная жизнь в Айос-Николаосе. Но сведений о поместье Вандулакисов у нее почти не было, особенно теперь, когда Антонис больше не работал там.

Сама Мария редко задавала Андреасу вопросы. У нее не хватало духу расспрашивать о жизни в тюрьме. Она примерно представляла себе условия, в которых его содержали. Ведь еще перед их первой встречей тюремный надзиратель сообщил ей, что Андреас живет в одной камере с пятью заключенными.

Разговаривать было, как всегда, очень трудно, поскольку приходилось перекрикивать царивший в комнате шум и часто повторять сказанное. Когда звон колокола возвещал об окончании свидания, Андреас всегда подавался вперед, чтобы поблагодарить Марию за визит. И если она не могла расслышать его слов, то понимала их по движению губ. При каждом посещении женщина замечала на лице своего собеседника выражение безмерного облегчения, поразившее ее еще в первую их встречу. Видя благодарность в его глазах, Мария едва могла сдержать слезы.

Вечером, когда муж вернулся из больницы, она рассказала ему о своем визите к Андреасу. Николаоса в первую очередь заботило, чтобы Мария не подхватила в тюрьме какую-нибудь инфекцию.

– В этом заведении наверняка кишмя кишат микробы, – заявил он. – И если там, по твоим же словам, все настолько плохо с санитарией, ты подвергаешь себя риску заболеть.

– Агапе му, – с улыбкой начала Мария, – я пережила проказу. Уверена, я смогу защититься от тюремных микробов.

– Если только будешь соблюдать меры предосторожности, – мягко сказал Николаос. – Например, мыть руки по возвращении.

– Ты ведь знаешь, Никос, что я всегда именно так и делаю, – заверила его супруга. – Я мою их очень тщательно.

– А твоя одежда?

– Ее я тоже стираю. До дыр, – поддразнила мужа Мария.

Поскольку ночь выдалась теплой, супруги решили поужинать на открытом воздухе, в своем маленьком саду. На следующий день Никос уезжал на очередную медицинскую конференцию. Марии вновь предстояло остаться одной на несколько недель. Впрочем, она никогда не упрекала супруга в том, что он предан своему делу и оно для него всегда на первом месте. Да и как она могла его упрекать? Ведь он спас ей жизнь. А теперь спасал жизни других людей. Тем не менее Мария всегда очень тосковала без мужа. Не только потому, что сильно его любила, но и потому, что управляться с Софией в одиночку ей было намного сложнее.

– Каждый раз, когда ты едешь в это злачное место, я страшно за тебя переживаю, – признался Николаос. – Даже притом что понимаю, зачем ты это делаешь. – Он замолчал, и они оба подняли глаза к небу, усыпанному ослепительно-яркими звездами. – Ты не надумала рассказать о своих визитах Александросу Вандулакису? – Этот