Кошмары - Ганс Гейнц Эверс

лежащий перед ним кожаный портфель и вынул несколько бумаг. – Именно это письмо, – продолжал он, – подтолкнуло нас к действию. Около года полковник Терсби обсуждал его с доктором Эрхардтом, который до этого обсуждал его со мной.

Женщина повернулась к англичанину:

– Должно быть, вы меня очень сильно ненавидите, полковник!

– Несомненно, – ответил англичанин. – Вы довели до самоубийства двух моих братьев и сестру. Вы превратили мою жизнь в ад. О да, я ненавижу вас!

Мари Стуйвезант пожала плечами:

– Продолжайте, Зигфрид!

– Должен вам признаться, что мы очень долго размышляли над тем, как нам быть. Привлечь внимание властей? Едва ли возможно. Самим выступить в роли психиатров и судей, чем попытаться освободить общество от вас? Однако очень быстро мы отказались от этой идеи, поскольку, несмотря на то что зараза под названием «Мари Стуйвезант» распространилась почти по всему миру, едва ли где-нибудь найдется надежное средство от нее. Поэтому мы решили действовать иначе. Нас всех здесь объединяет то, что каждый из нас знал сам или слышал от других, знавших вас, о случаях вашего исключительного влияния на людей через ваши картины и ваши книги, которое нанесло им особенный вред. В течение этого года во всех уголках Европы и Америки – и я должен сказать, что информацию мы собирали по всему миру, – выявлено свыше сотни скрытых случаев пагубного воздействия Мари Стуйвезант. И хотя это, конечно, далеко не полный список, он настолько огромен, что и его более чем достаточно, чтобы вам – потому что только это имеет значение, – вам, госпожа Стуйвезант, обрисовать полную картину того, что значит для общества ваше существование.

Он достал из портфеля тетрадь и передал ее сидевшему справа художнику.

– Это, – пояснил он гостье, – история вашего друга, молодого врача, доктора Рамона де Айала.

Госпожа Мари перебила его:

– Этот господин вовсе не был мне другом. Он просто от случая к случаю посещал мою мастерскую в Севилье во время войны. Он был там всего два или, может, три раза. Но не более того. Мне тогда нужен был кокаин, и он мне его доставал.

– Вот именно, – подтвердил доктор Левенштайн. – Юный испанец доставал вам то, что вам было нужно. Но досадно то, что он и сам стал употреблять кокаин.

– Однако я его к тому не склоняла, – отмахнулась гостья.

– И это тоже верно, – согласился адвокат. – Но как пишет дон Рамон, он, видя, как на вас действует кокаин, начал принимать его и сам. И впал в зависимость. Теперь он находится в психиатрической лечебнице. Он неизлечим. От него же мы узнали одну весьма интересную историю о Хорхе Квинтеро, которая может послужить очень меткой метафорой для вас. Похожие случаи о носителях болезнетворных микробов уже случались и раньше, но именно этот дает особенно простое разъяснение. Так как для нас будет вполне достаточно лишь в общих чертах изложить факты, я сделал краткое описание. Будьте добры, прочтите, барон!

Вальтер фон Айкс прочел:

– Хорхе Квинтеро родился в 1882 году в Ронде, Андалусия. Сын фермера. В ходе военной службы некоторое время пребывал в Марокко вместе со своим полком. Именно в это время, как было позднее установлено, несколько солдат заболели тифом, и после их возвращения в Малаге вспыхнула настоящая эпидемия. Первое время после окончания военной службы Квинтеро подрабатывал в разных крестьянских дворах в Вега-де-Гранада. И на каждом новом месте обитатели двора заболевали тифом. В то время для обычных людей подобное было настолько выходящим за рамки, что Хорхе, добродушный, отзывчивый, работящий и к тому же красивый парень с задатками всеобщего любимца, воспринимался окружающими как разносчик несчастья. Тогда он устроился санитаром в госпитале Гранады. Во время военной службы он проходил специальное обучение. Не прошло и двух недель, как в госпитале вспыхнула эпидемия тифа, жертвами которой стали не менее пятидесяти четырех человек. В результате госпиталь временно закрыли, а сотрудников уволили. Хорхе постоянно менял место работы в Гранаде, Хаэне и Севилье. И каждый раз окружающие его люди заболевали тифом. Наконец он снова устроился медбратом в госпитале Севильи, где ни один из врачей не имел ни малейшего представления о его прошлом. Спустя несколько месяцев в госпитале вспыхнула эпидемия тифа, о масштабах которой в Севилье и не слышали раньше. Количество жертв достигло почти четырнадцати сотен. Подозрение пало на Хорхе после одного случая: крестьянка из Гранады узнала в нем своего бывшего слугу, который, как она полагала, принес смерть в ее дом. Ее муж и двое детей умерли от тифа. Эта несчастная женщина так голосила и в госпитале, и на улицах, что в конце концов ее взяли под стражу. Во время допроса она обвиняла Хорхе. В ходе расследования все подтвердилось. Довольно скоро была восстановлена вся история о бесконечных несчастьях, и Хорхе сам охотно рассказал о том, где он раньше служил. Оставалось только допросить местных жителей этих краев. Первым делом Квинтеро арестовали и заключили в одиночную камеру, но очень скоро его пришлось освободить за неимением веских оснований. Тогда с его же согласия его поместили в клинику для постоянного наблюдения. Эта добровольная изоляция, во время которой его изучали лучшие бактериологи в Испании, продолжалась восемь месяцев. Но потом его все равно пришлось отпустить из-за непрерывного давления общественного мнения и нападок со стороны местной прессы. И, несмотря на строжайшие меры предосторожности, происходили новые случаи заражения. В этой клинике от тифа умерли семь пациентов и один молодой врач. Будь в Испании какой-нибудь островок для прокаженных, его бы непременно отправили туда, независимо от того, справедливо это или нет! Однако пришлось просто оставить его среди людей. Тогда в Испании проживал старый отец-иезуит Дон Хосе Ойос, известный повсюду своей мудростью. Возможно, ему бы удалось найти выход. Он прибыл в Севилью, нашел несчастного Хорхе Квинтеро и…

Здесь доктор Левенштайн перебил его:

– Благодарю вас, барон. Мы хотели бы вернуться к финалу этой истории позднее.

– Как жаль, – вздохнула Мари Стуйвезант. – Именно финал меня больше всего интересует! Сама история мне давно известна. Ее обсуждали по всему городу. Но я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, господа. Этот ваш Хорхе был, а возможно, является и по сей день носителем тифа. Каждый, у кого нет иммунитета к этому заболеванию, рискует жизнью. И я в вашем понимании кто-то вроде разносчика тифа, который поражает душу. И эта разновидность гораздо опаснее той, что носит в себе фермерский сын из Андалусии. Я права?

– Верно! – кивнул адвокат. – И мы ощущаем себя тем самым отцом-иезуитом, которому удалось найти спасение в случае Квинтеро. Он начал с