Пароль больше не нужен. Записки нелегала - Олег Северюхин

Идея безоткатных орудий была подхвачена немецкими специалистами, создавшими мощное противотанковое средство «панцерфауст», да и советское военное руководство вынуждено было принять на вооружение ручные противотанковые гранатометы РПГ, но это уже после войны.

Побывавший в Испании Кулик в противовес Тухачевскому на всех углах доказывал, что танки нужны только для непосредственной поддержки пехоты и должны применяться не более чем поротно и побатальонно.

«Друзей» у нашего экспериментального танка было, хоть отбавляй. В период макетных работ на дереве поступило указание Наркомата тяжелой промышленности – все силы бросить на доработку колесно-гусеничного Т-20, а экспериментальный гусеничный отложить на неопределенное время как задел проектных разработок. «По-дружески» постарался и активный начальник производства Южмаша.

Главный конструктор был вызван в наркомат для доклада о Т-20. На доклад он в нарушение всех инструкций взял два макета танков – своего (нашего) и рекомендованного нам Т-20.

Сегодня насчитывается сотни три участников этого закрытого совещания, на котором присутствовало не более десяти-пятнадцати человек, включая и членов высшего партийного руководства. Точно так же и несколько тысяч человек доказывают, что они вместе с Лениным несли бревно на коммунистическом субботнике.

«Главный» нам не рассказывал подробности этого совещания, которое вел лично Иосиф Сталин. Одного его кивка головой было достаточно, чтобы «главному» разрешили доложить и о незаконнорожденном танке, основным оппонентом которого был командарм Кулик, любимец Сталина. Надо быть таким смелым человеком, как наш «главный», чтобы пойти против генерального курса партии, проводимого Куликом с согласия Сталина. Нашему танку было милостиво разрешено участвовать в соревнованиях вне конкурса, из милости.

«Главный» шел по лезвию опасной бритвы. Один неверный шаг, одно неверное слово и под собственным весом с нажимом доброжелателей он бы распался на две половинки. Одна половинка, как болванчик, говорила бы только «есть» и «так точно», а вторая половинка отзывалась бы на номер и говорила «так точно, гражданин начальник». Это в лучшем случае. А в худшем, «и никто не узнает, где могилка твоя».

Но шеф прошел как циркач, не шелохнувшись. Мы все были циркачами. Я – потому что мне нужно было уцелеть во враждебном мне окружении и мои товарищи – хотя они находились как бы в дружеском окружении. Мы были в одном положении. С ними обходились так же, как и обошлись бы со мной. Может быть, мне было бы какое-то снисхождение, как к иностранцу. Трудно жить в стране, где в первую очередь ценятся не ум и способности, а личная преданность, несмотря на творимое под этим прикрытием прямое вредительство.

Командарм Кулик, как говорят, уже подвел вредительскую основу под деятельность нашего «главного». Он только не учел, что в случае с «главным» Сталину представилась возможность продемонстрировать свою прозорливость и гениальный ум государственного руководителя.

– Ладно, – сказал он, – пусть работают над двумя танками, посмотрим, какой окажется лучший.

Спасибо и на этом, что сразу не зарубил нашу тему. Вероятно, сказалось то, что в боях на Халхин-Голе наши БТ массой разгромили японскую дивизию, не дав ей закрепиться на занятых рубежах. По приказу Жукова двести танков БТ проделали марш около двух сотен километров, сходу вступили в бой и разгромили противника. Свыше ста танков было уничтожено. Тонкая броня и бензиновые моторы сделали свое дело. Огромные потери танкистов заставили руководство задуматься над тем, что по наезженной колее не всегда хорошо ехать. Нужно искать новые пути.

На сравнительных испытаниях танков мне довелось присутствовать самому. Председателем комиссии был, конечно, командарм Кулик. Наши доброхоты тихонько доложили ему о трудных местах в нашем танке. Сравнительные испытания танков так и не выявили преимуществ Т-20 и нашей модели. На заключительном этапе присутствовал нарком обороны Клим Ворошилов.

«Незаконнорожденный» прошел все препятствия, предусмотренные программой. Затем все танки обходили крутой холм, чтобы попасть на пологий спуск к реке. Наш танк по списку машин был последним. Водитель-испытатель решил не обходить холм, а прямо через него пройти к преодолению речной преграды. Большая часть комиссии обрадовано смотрела на танк, идущий на холм под крутым углом, предвкушая полный провал его испытаний. А он спокойно вышел на холм, остановился, развернул башню стволом назад и первым вышел к переправе. Комментарии были излишни.

Клим Ворошилов поздравил нашего «главного» с победой и спросил, как думают назвать новую машину. Все думали, что танк назовут, типа «Товарищ Сталин» или «Маршал Ворошилов». Но наш конструктор подумал и сказал, что назовут машину тридцатьчетверкой, Т-34. Мне потом «главный» сказал, что в 1934 году партия приняла решение о техническом перевооружении Красной Армии, поэтому и назвал танк Т-34.

Сразу после испытаний было принято решение сделать четыре экземпляра Т-34, уже законнорожденного, для показа и демонстрации в Москве. Ночами работали, но машины сделали. А тут телеграмма от друга-Кулика с запретом вывоза танков на показ в Москве, нет, мол, испытаний на пробег. Спасибо руководителям завода, поверили, взяли на себя часть ответственности. Запустили танки в Москву своим ходом через Белоруссию, чтобы набрать нужные километры. Переход был, конечно, трудным. Но в Москву мы прибыли вовремя, имея зафиксированный результат испытаний во время пробега со всеми отмеченными поломками.

Показ был на Красной площади в присутствии Сталина. На площадь пустили «главного» и механиков-водителей. Сам я не видел, в стороне был, но Т-34 показали себя с самой наилучшей стороны. Это понимал и Сталин, несмотря на советы «доброжелателей».

Походив вокруг машин, которые были и тяжелыми, как танки КВ, прорывавшие линию Маннергейма, и легкие, как БТ, Сталин приказал обстрелять танки, чтобы проверить, как они могут противостоять противотанковому оружию. И здесь результат оказался превосходным.

А в сентябре 1940 года не стало нашего «главного». Ладно бы, если человек потерял силы и здоровье в борьбе с врагами, честь и слава ему. Главными врагами его, и любого таланта в России всегда были свои доброжелатели считавшие, что, если не он, то и никто больше.

Мне бы надо отрицательную оценку давать как представителю враждебной державы, с которой заключен пакт о ненападении, а я будто бы и забыл, кто я есть такой, всей душой прикипев к коллективу единомышленников, создавших лучший танк в мире.

Находясь в Москве, наведался на Сретенку к моему старому другу Аркадию Михайловичу Хлопонину. Сели мы с ним рядышком, поставили на стол водку, закуску и проговорили до полночи.

Аркадий Михайлович заметно постарел, возраст уже подходил к шестидесяти годам. В театре перестал играть. Кому нужен перестарок, – шутил он. Иногда ему давали роли старых лакеев или стариков, являющихся декорациями для молодых героев. Но все равно в душе Аркадий Михайлович оставался героем-любовником, готовый к любым приключениям, чтобы вскружить романтичную женскую душу.