Столица для поводыря - Андрей Дай

Через день или два в путь тронулось семейство Чайковских. Этих я даже на вокзал ездил провожать. Тем более что с ними же в Томск уезжал пятидесятилетний Антон Иванович Штукенберг с супругой Софьей и сыном Александром. Инженер-полковник еще недавно служил в Москве начальником третьего округа путей сообщения, был вызван в столицу состоять при техническо-строительном комитете МВД, но волей великого князя Константина вынужден был отправиться в Сибирь. Управлять строительством Западно-Сибирской железной дороги. Нас представили друг другу в Мраморном дворце, но сойтись накоротке мы не успели. Договорились лишь обстоятельно обо всем побеседовать уже на берегах Томи.

Потом в сопровождении двоих моих конвойных казаков на восток ушел гужевой караван с динамитом. Управление Николаевской железной дорогой отказало в просьбе перевезти взрывоопасный груз хотя бы до Москвы. Пришлось тянуть чуть меньше трех тонн взрывчатки на подводах.

А я все оставался в до смерти опостылевшем Санкт-Петербурге. Сначала ждал обещанных документов. Потом – объявления подписки на акции моей чугунки. Потом – аудиенции у Мезенцева…

Сходил в оперу. Забавно было посетить Большой театр, только не в центре Москвы, а в Санкт-Петербурге. Никакого удовольствия не получил. Пели на итальянском языке, и перипетии сюжета пьесы остались вне моего понимания.

Встречался с Пироговым. Мне он показался каким-то задерганным и злым. Отругал меня за переданный наследнику эликсир, обозвав шарлатаном и пособником малограмотных инородческих колдунов. Лишь после поинтересовался, корень какого именно растения я в водке настаивал, где золотой корень растет и возможно ли устроить поставки экстракта в столицу. А еще говорят – великий врач с императором друг друга на дух не переносят. Немудрено. По-моему, очень уж похожие у них характеры.

Уже перед самым отъездом, имея в кармане сюртука высочайшее дозволение покинуть двор и отбыть к месту службы, получил приглашение в Ораниенбаум. Ее королевское высочество датская принцесса Мария Федоровна, которую в приватных разговорах все продолжали называть Дагмарой, желала видеть меня к воскресному обеду.

Честно говоря, всю дорогу голову ломал – пытался понять, что же невесте наследника от меня нужно. Любопытно стало? Захотелось взглянуть на модную диковинку? Или ей все же раскрыли секрет моего участия в спасении жизни Николая и в продуваемом балтийскими ветрами Ораниенбауме меня наконец-то ждала благодарность?

Устал я уже от столицы. И от неминуемого, навязчивого внимания власть имущих устал. Кланяться устал и врать. Выдумывать отговорки, изобретать причины своей активной работы на благо родного края. Бред какой-то! Но мне действительно приходилось объяснять, почему я так много полезного делаю. Зачем везде лезу и всюду пытаюсь успеть. Почему тяну в Томск ученых и инженеров. Вербую талантливую молодежь. Мезенцев вон предъявил целый список тех, кто моими стараниями уже в долгий путь на восток собирается. И несколько листов с перечнем заказанных мною приборов, инструментов и оружия.

– Если взглянуть сюда, так можно решить, будто вам, ваше превосходительство, просто капиталы девать некуда. Но если добавить сюда еще и этот вот список, то и вовсе. Вы что же это, милостивый государь, частный университет решили там себе выстроить?

Пришлось признаться, что всех моих денег на это не хватит. И что замахнулся пока только на свои личные технические лаборатории. Только, похоже, Николай Владимирович мне не поверил. Чему я, кстати, совершенно не удивился. Они – что император с братьями, что министры со своими товарищами, что директор Сибирского комитета, что тогда вот глава Третьего отделения – друг у друга как-то подозрительно быстро заразились недоверием ко мне.

В Госсовет вызвали. Вручили оформленный по всем правилам документ, согласно которому весь юг АГО, Алтайского горного округа, практически в границах современной мне Республики Алтай, выделялся из ведомства Кабинета Его Императорского Величества и перепоручался в томское гражданское правление. Естественно, с образованием Южно-Алтайского округа со столицей в селе Кош-Агач. Вручили и тут же пальчиком погрозили. Мол, знаем-знаем, что-то опять там затеяли…

В личной канцелярии царя я забрал рескрипт с разрешением на изыскания в области прокладки железной дороги от Красноярска через Томск и Омск до Тюмени – такой вот путь мне в итоге велели строить. Так и там даже самый последний писарь меня улыбочками провожал. В их умишках не укладывалось, что можно брать концессию на двухтысячеверстную дорогу без идеи обогатиться за счет казны.

Хозяин Мраморного дворца великий князь Константин Николаевич и вовсе одолел. Чуть ли не неделю я таскался к нему по совершенно пустячным поводам. То ему вздумалось попросить меня нарисовать броненосец. Нашел художника! Еще и морского специалиста! Айвазовского, едрешкин корень! Я военные кораблики в школе на полях тетрадки со скуки в последний раз рисовал. А он еще и издевался. Спрашивал, где это я такие видел. Вот что я должен был ему говорить? На фотографиях? В кино про героический крейсер «Варяг»? В черно-белой «классике» про броненосец «Потемкин» с красным флагом? Снова пришлось выкручиваться, жать плечами и глубокомысленно изрекать, что, дескать, это я себе их так представляю, хотя в глаза ни единого раза не видел. К торпедам опять же прицепился. Чем, мол, там винт будет крутиться? Я-то почем знаю? Резинкой, блин! Неужели нет какой-нибудь химической штуковины, которая от соединения с водой выделяет много газа? Вот пусть он турбинку и крутит. И новый вопрос – что такое турбина…

В Министерство финансов не поехал. Как представил себе снова эти понимающие рожи, хитрый оскал и согнутые спины младших чиновников, в глазах от ярости потемнело. Попросил Асташева документы забрать. В конце концов это же он всех на организацию банка сагитировал. Ну и не затруднит же его еще и пару лишних листов бумаги там же прихватить – дозволение на открытие железоделательного завода и на разработку Апмалыкского железорудного месторождения.

В Ранибом, как Ораниенбаум называли коренные петербуржцы, вместо себя послать было некого. Дагмара изъявила желание видеть именно меня.

Паровоз резво тянул всего пару вагонов. Это летом здесь будет аншлаг, билеты станут заказывать дня за три, а составы вырастут раз в десять. Из жаркого, душного Петербурга обыватели потянутся на дачи к берегам прохладного моря. А сейчас, зимой, кроме двух гвардейских офицеров, возвращающихся из столицы к месту службы, и меня в салоне состава, никого больше не было.

Тридцать верст за полтора часа. И то ли кирпичи в тот раз раскалили перед закладкой в купе как следует, то ли оттепель свою лепту внесла, только, шагнув на высоченный перрон ранибомского вокзала, я даже пальто не стал застегивать. Так и к лихачу в пролетку уселся, понадеявшись, что легкий морозец не больше пяти или шести градусов не успеет выстудить вагонное тепло. Лучше бы пешком пошел. До обеда еще оставалось полно времени, а расстояние от вокзала, через мостик и мимо искусственного водопада, до охраняемых солдатами ворот в Нижний сад оказалось смешное.

Предъявил приглашение унтер-офицеру. Тот шлагбаум поднял, а провожатого не дал. Указал только направление на почему-то китайский павильон, торчащий над старыми липами. Я решил, это хороший знак. Раньше-то за мной в царских дворцах постоянно кто-то был приставлен присматривать.