В когтях у сказки - Дарья Донцова

– В бывшем имении Борисогубских есть водоемы с уникальной целебной грязью. Место волшебное. В царские времена о нем хорошо знали и отправляли туда деток с разными проблемами. Граф Борисогубский был добрым человеком, он построил неподалеку от грязевых озер сиротский дом, содержал там ребят-инвалидов, у которых не было родителей, вылечивал многих. После революции интернат разогнали, курорт закрыли, современные врачи о нем не слышали. Я уверен, что ванны из тамошней грязи поставят вашего мальчика в прямом смысле этого слова на ноги.

Дочь бонзы приехала на дачу, и – о чудо! – через три месяца ее сын начал бегать. Женщина сказала своему отцу:

– Безобразие, что уникальное место не используется. В России есть больные дети, надо организовать там санаторий.

Суровый, малоразговорчивый, чаще всего хмурый партийный вождь обожал свою девочку и внука. Слово дочки было для него законом. Имение Борисогубских восстановили в кратчайшие сроки. В большом и маленьком жилых домах организовали пансионат, куда со всей страны съезжались недужные дети с родителями. А в бывшем сиротском приюте снова обустроили интернат для тех, кто лишился отца-матери…

– Граф привечал сирот? – с запозданием спросила я.

– Так уж не один раз про это говорила, – кивнула Ираида Николаевна. – Он про грязь хорошо знал, собирал сироток по околотку, брал тех, кто ходить не мог, и селил в приюте. Ты музей Дома здоровья осматривала?

– Нет, – удивилась я, – мне никто про экспозицию не сказал, и Владимир промолчал.

– Балабол-то наш? – усмехнулась рассказчица. – Говорит-говорит без умолку… С детства такой, не думал никто, что из него что-то путное получится. Он писатель теперь. Сначала всем самодельную тетрадку показывал, говорил: «Это мой роман». Над ним посмеивались. Тоже мне, книга называется, на пишущей машинке напечатана, нитками сшита. Потом он с одним постояльцем Марины Ивановны скорешился, а у того свое издательство. Чем Вовка бизнесмену понравился, не знаю, но тот его произведения красиво выпускать начал, книжки в магазинах продают. Да бог с ним, с Неумывайкиным, дальше про интернат слушай.

– Вся внимание, – кивнула я.

– На чем я остановилась? – спросила Ираида Николаевна.

– Сейчас в Доме здоровья есть музей, – напомнила я.

– О, точно! – обрадовалась старушка и продолжила повествование.

…По приказу одного из вождей СССР в бывшее имение Борисогубских со всех концов страны стали направлять больных детей. Грязь и правда обладала волшебными свойствами, ребята быстро поправлялись. А вот в интернате жили те, кто выздороветь не мог. Там содержалось почти сто воспитанников от восьми до шестнадцати лет, и мало кто из них был в состоянии передвигаться на костылях, остальным требовалась инвалидная коляска.

Дочь бонзы больше в Тамбовск не приезжала, местное начальство не следило за приютом, который находился в непосредственном подчинении Москвы, и в интернате процветало воровство, над бедными детьми издевался персонал. Обнаглевшие взрослые, которых язык не поворачивается назвать врачами и учителями, думали, что управы на них нет, но вдруг большинство негодяев очутилось на скамье подсудимых и получило разные сроки. Это случилось, когда из столицы прислали руководить интернатом Ивана Ларкина. Через год детдом было не узнать. В нем сделали ремонт, дети получили уютные двухместные спальни, на кухне перестали воровать, а воспитанники, ранее похожие на тощих дворняжек, набрали вес и научились улыбаться. Жена Ивана Михайловича, Вероника Петровна, педиатр по профессии, стала главврачом. Дочка Ларкиных, Галочка, пошла учиться в школу при интернате.

Учебное заведение тоже сильно изменилось. При прежнем руководстве педагоги работали спустя рукава, не стесняясь, говорили вслух:

– Какой толк давать знания тем, кто никогда не пойдет работать, и в шестнадцать переедет жить в дом престарелых? Они умеют читать, ну и хватит науки инвалидам.

Иван Михайлович нанял настоящих учителей, открыл мастерские, где девочкам показывали, как шить, вязать, а мальчикам давали в руки рубанки. Дети вставали на ноги, выздоравливали, выпускники школы отправлялись в профессиональные училища, овладевали профессиями, становились парикмахерами, машинистками, столярами, электриками…

– Наша грязь волшебная, – стали говорить местные жители. – Гляньте, что с неходячими случилось – ожили! Прежний директор калек к озерам не возил, а Иван Михайлович каждый день убогих туда таскает. И все поправляются.

Наверное, темная грязевая масса и впрямь помогала, но немалую роль в избавлении от недугов сыграло то, что дети поняли: их теперь любят. Воспитанникам детдома очень повезло, у них как бы появились родители. Но самая большая удача выпала на долю Маши Савиной – ее Ларкины взяли к себе домой и стали воспитывать вместе с Галочкой, благо девочки были одного возраста.

При прежнем директоре Машенька считалась самой тяжелой и бесперспективной больной, она даже не могла сидеть. С ней никто не занимался, учителя в ее комнату не заглядывали. Зачем обучать девочку, которая никогда не встанет с кровати и, скорей всего, не доживет до получения паспорта? К чему обреченному на скорую смерть ребенку книги и тетради? Маша лежала на матрасе, в котором была прорезана дырка, под ней на полу стояло ведро – о памперсах в СССР и не слышали, а персонал не хотел несколько раз в день подсовывать под инвалида судно, и простыни ленивые злые бабы стирать не собирались. Маша жила в комнате одна, потому что там стоял отвратительный запах. Впрочем, комнатой трехметровый чулан без окна трудно назвать. Санитарки часто забывали покормить девочку, принести ей воды, о развлечениях и речи не шло. Книги Маше не давали. Зачем? Она же неграмотная. Игрушки тоже вроде ей ни к чему, о телевизоре, красках, альбомах для рисования, пластилине малышка и не мечтала. Чем она занималась целыми днями? Ждала смерти. А та все не шла. Воспитанники в интернате умирали часто, но Маша, мечтавшая поскорее оказаться на том свете, все никак не уходила, ее живучесть приводила персонал в изумление.

Когда Вероника Петровна впервые увидела Машу, она не выдержала и расплакалась, а девочка испугалась и начала утешать врача:

– Тетенька, не переживайте, я всем довольна. Мне хорошо. Живу в отдельной комнате.

Вероника побежала к мужу, и вечером того же дня Машу перевезли в дом Ларкиных, устроили в спальне на первом этаже. И для несчастного ребенка началась другая жизнь.

Через год Машу стало не узнать. Занятия с педагогами, хорошее питание, правильное лечение, а, главное, огромная любовь всех членов семьи Ларкиных преобразили бедняжку. Иван Михайлович отправил девочку на обследование в Москву. Там выяснили, что ей можно сделать операцию, и успешно провели ее. Маша начала ходить. А спустя пару лет те, кто ранее не был знаком с Машенькой, и заподозрить не могли, что красивая, веселая девочка-отличница долгое время провела прикованной к кровати, ожидая смерти. За светлый характер Машу полюбили и дети, и взрослые, она была ласкова со всеми, поддерживала добрые отношения с ребятами из интерната. Но самой близкой ее подругой стала Галя, дочь Ларкиных.