Физрук 5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Постирал. Посмотрел фильмы на видике. Почитал. Я уже готовился лечь спать, когда раздался звонок. Как ни странно, но я сразу понял — кто звонит. Разумеется — Сумароков.

— Добрый вечер! — как всегда, безукоризненно вежливо произнес Илья Ильич.

— Добрый, — откликнулся я.

— В среду, в восемнадцать часов заезжайте за мной в гостиницу.

— Хорошо! — ответил я.

— До свидания!

— До свидания!

Я положил трубку. Ну вот, будет чем порадовать Курбатова. После звонка я сразу завалился спать и проспал до семи утра. Встал в отличном настроении. Совершил пробежку по просыпающемуся городу. Вернулся к себе, принял душ, позавтракал, собрался и отправился в школу. На большой перемене я, как обычно, подсел в столовке к трудовику, поедающему макароны с гуляшом, рассказав о звонке Сумарокова. Удостоился одобрительного кивка. Первый рабочий день недели продолжался.

У меня было запланировано на эти дни несколько визитов. По списку учащихся восьмого «Г», я намеревался посетить семьи Журкина и Ильина, о чем предупредил пацанов. Зимина я пропустил, ибо положение в его семье мне было более-менее известно. А еще мне нужно провести переговоры с Валерией Михайловной Громовой — тренером по легкой атлетике, и Еремеем Владимировичем Пироговым — тренером по баскетболу. В среду после двенадцати часов у меня «окно», так что как раз подскочу к «Литейщику», чтобы повидать Громову. А к Пирогову надо попасть в четверг.

Во вторник я решил посетить металлургический комбинат, с предложением стать шефом нашей школы. Надо только стрясти с Разуваева соответствующий мандат, чтобы меня не приняли за сына лейтенанта Шмидта. Хотя я вполне мог бы стать современным Бендером, но это не моя стезя. Приключений мне хватает и без этого. Насчет мандата я зашел к директору на следующей же перемене. Пал Палыч не стал разводить бюрократизм, сразу же попросил Раечку напечатать справку и немедля ее подписал.

Секретарша поставила печать, и я двинулся было на урок, но из своего закутка выглянула завуч и попросила к ней зайти. Я решил, что пару минут вполне могу уделить товарищу Царевой. Эвелина Ардалионовна, которую язык, не поворачивался называть больше «Шапокляк» снова сменила имидж. Она перестала одеваться вульгарно, но и к прежнему образу преданной делу революции большевички, то же не вернулась. И надо сказать, что длинная, зауженная снизу юбка, белая блузка с пышными рюшами, гладкая прическа оказались ей очень даже к лицу.

— Саша, — кротко проговорила она. — Я хотела уточнить у вас насчет подготовки к внутришкольным соревнованиям?

— Я собираюсь заказать швейной фабрике форму для участников, с номерами и лого… э-эмблемами наших команд.

— Отличная идея!.. — восхитилась завуч. — Как же я раньше не замечала твоей инициативности?

— Ладно! — отмахнулся я. — Лучше подумай, когда мы будем проводить эти соревнования?

— Может на каникулах?

— Зачем ребятню лишать отдыха? И потом, на каникулах я хотел свозить ребят в туристическую поездку… Так что предлагаю провести состязания уже в этом месяце.

— Верно! — согласилась завуч. — И приурочим к двадцать третьему февраля!

— А что?.. Это будет весьма патриотично!

— Вот и я так думаю.

— Договорились… Ну я бегу на урок.

На редкость покладистой стала Эва. С чего бы? Может, до сих пор надеется, что я все-таки отвечу ей взаимностью? Бедная наивная Шапокляк. Ладно — не Шапокляк, а обделенная мужской лаской женщина.

Отработав последний на сегодня урок, я решил подбросить брательника до дому. Мне хотелось понять, что они с сеструхой вообще обо мне думают? Я заранее выгнал тачку из школьного гаража, выкатил за ворота и стал ждать. Вот из школы повалили учащиеся. Заметив проходящего мимо Борисова, посигналил. Парнишка не обратил внимания. Пришлось вылезти из салона и окликнуть. Он завертел головой так, что уши кроличьей шапки замелькали. Увидев меня, поплелся к машине.

— Садись! — велел я ему. — Подброшу домой.

Он заметно повеселел и, открыв пассажирскую дверцу, взобрался на сиденье. Я сел за руль и мы поехали. Володька даже пристегнулся ремнем безопасности — так ему хотелось прочувствовать все удовольствия пусть и короткого путешествия на «Волге». На улице стемнело. Редкие фонари озаряли снежные хлопья, лениво кружащиеся в воздухе. Я старался не сильно гнать. Во-первых, в городе со скоростью свыше пятидесяти километров в час и нельзя было ездить, во-вторых, на дорогах было скользко, а в-третьих, хотелось подольше пообщаться с братом. На общественном транспорте он все равно быстрее не добрался бы.

— Как тебе подарки? Понравились? — спросил я.

— Еще бы! — выдохнул он и тут же потупился. — Только…

— Что — только?

— Ксю сердится…

— На кого? На тебя?

— Не-а, на — вас…

— Вне школы — мы на «ты», — напомнил я.

— На тебя… — поправился Володька.

— А на меня за что?

— Задариваешь, типа…

— Ну так День Рождения же…

— И я ей говорю… А она…

— А она — что?

— Грит, эти оставь, а новые брать не смей… Он, грит, чужой человек…

— Ясно, — кивнул я.

— А я знаешь, что думаю? — вдруг спросил братишка.

— Поделись!

— Ну не знаю, как это объяснить… Но мне кажется, что ты и не чужой вовсе… Ну бывает же, что родственники не знают друг о друге⁈

Что я мог ему сказать. Конечно, он прав. Так и в самом деле бывает. Понятно, что дело не в сверхъестественной интуиции. Просто пацаненок потерял обоих родителей, воспитывается сестрой и само собой ему хочется, чтобы рядом был кто-то, кто хотя бы отчасти заменит отца. Конечно, у сестры и брата Борисовых есть друг отца, Константин Тихонович, но, видимо, Володька в нем такой замены не чувствует. Хотя, что я об этом знаю? Да ничего. Сужу по первому впечатлению.

— А дядя Костя, он как, хороший мужик? — спросил я.

— Да, он папин друг… — сказал братишка. — Всегда нам помогает… Велик мне в прошлом году купил, на школьную форму каждый год деньжат подкидывает… Дрова достает. С ремонтом всегда готов подсобить… Что бы мы без него делали…

Что же получается? Друг он там или нет, но человек все равно чужой. Почему же от него Ксюша помощь принимает без разговоров, а от меня — со скрипом? На самом деле, я понимал — почему? Ну во-первых, она его знает с детства, а меня — без году неделя. Во-вторых, Константин