Инферно. Последние дни - Скотт Вестерфельд

— Ерунда, — отозвалась Перл. — Сейчас нашагруппа практически реальна, Алана Рей, а реальные музыканты не платят за то,чтобы посмотреть, как играют другие.

— Мы и раньше были реальны, — ответила я. Мы какраз пересекали танцевальный зал, и музыка, с помощью которой ди-джей разогревалпублику, вызвала у меня желание барабанить пальцами. — Но ты права. Сейчасвсе ощущается иначе.

Моя подрагивающая рука была усеяна пятнышками пульсирующегосвета танцевального зала. Обычно то вспыхивающие, то гаснущие огни вызывают уменя ощущение, будто я отделяюсь от собственного тела, но сегодня вечером всеказалось очень прочным, очень реальным. Связано ли это с тем, что наш контрактбыл (почти) заключен? Учителя в нашей школе всегда повторяли, что деньги,признание, успех — все то, что дано лишь нормальным людям, но не нам, — нетак уж и важны и что их отсутствие не должно заставлять нас чувствовать себяменее реальными. Однако на самом деле это не так. Появление у меня собственногожилья заставило меня чувствовать себя более реальной, и тот факт, что язарабатываю деньги, тоже. Этим вечером, получив свои первые в жизни визитныекарточки, я вынимала их из коробки одну за другой, снова и снова читая своеимя, хотя на всех оно было одно и то же…

И теперь мое имя позволило мне пройти мимо длинной очередилюдей в более дорогих одеждах и с лучшей стрижкой, людей, никогда не посещавшихспецшкол. Людей с настоящими фамилиями.

Что поделаешь, если я чувствовала, что это важно?

Перл сияла в свете огней танцевального зала, как будто тожечувствовала себя более реальной. Она не имела права находиться здесь, и яожидала, что портье поймет, что ей всего семнадцать, хотя Астор Михаэле иговорил, что это не проблема.

Эта мысль на мгновение заставила меня занервничать. В школенас учили быть законопослушными. Ваша жизнь будет непроста и без судимостей,предупреждали нас. Конечно, утверждение, что люди вроде нас не могут позволитьсебе нарушать законы, предполагает, что другие могут. Может, сейчас мы с Перлбыли ближе к тем, другим людям.

Мои пальцы начали зудеть и пульсировать, но не из-завспыхивающих огней: я хотела как можно скорее подписать контракт. Хотелаухватить эту реальность, зафиксировать ее на бумаге.

Пока мы ждали начала выступления первой группы, яоглядывалась по сторонам в поисках Астора Михаэлса. Меня от него иногдапробирала дрожь, хотя он, казалось, симпатизировал мне и всегда интересовалсямоим мнением насчет музыки. Еще он расспрашивал о моих видениях, и, похоже, онине расстраивали его так, как Минерву. Конечно, я вообще никогда не виделаАстора Михаэлса расстроенным. Он не обращал внимания на то, что его улыбказаставляет людей нервничать, и лишь смеялся, когда я говорила, что он движетсяточно насекомое.

Выяснилось, что мне легче разговаривать с ним, чем сбольшинством людей, просто не нужно смотреть на него.

— Жаль, что Мос не смог пойти, — сказалаПерл. — Что, он сказал, у него сегодня вечером?

— Он ничего не говорил, — ответила я, хотядогадывалась, в чем дело.

Мос теперь стал другим. В прошлом месяце он начал перениматьу нас разные черточки — у Астора Михаэлса улыбку, у меня подергивания, уМинервы темные очки — как будто хотел начать жизнь заново.

Они с Минервой перешептывались, когда Перл не видела, и вовремя нашей игры посылали сигналы друг другу. Когда мои видения бывали особенноотчетливы, я видела их связь: светящиеся волокна, тянущиеся от песни Минервы ктрепещущим мелодиям Моса и притягивающие обоих к бурлящим, вздымающимся иопадающим фигурам под полом.

Я старалась не смотреть. Мос все еще платит мне и говорит,что будет платить до тех пор, пока мы не станем получать от «Красных крыс»реальные деньги. Он никогда не нарушал данного мне обещания, поэтому я несказала Перл о своих догадках.

И мне не хотелось, чтобы она грустила сегодня вечером,потому что это было очень мило с ее стороны — пригласить меня посмотреть еелюбимую группу.

Вначале играли те, кого совсем недавно записал АсторМихаэле, — типа как мы, только без нашего «почти». Они уже имели название.На их усилителях было по трафарету написано «Токсоплазма».

— Что это слово означает? — спросила я Перл.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Не совсемпонимаю.

Как и я, но я также не понимаю, почему Захлера всегданазывают только по фамилии, или почему Мос начал говорить Мин вместо Минерва,или почему никто никогда не называет Астора Михаэлса иначе, чем Астор Михаэле.Имена (и названия) бывают коварны.

После того как Астор Михаэле тогда подшутил над нами, онзаявил, что это не имеет значения, как мы называемся, что наши настоящиезрители будут находить нас по запаху, но мне что-то мало в это верится. Оченьнадеюсь, что вскоре мы договоримся о своем названии. Не хочу, чтобы что-топросто прилипло к нам: типа, Джонс — ко мне.

— Каким образом «Армия Морганы» получила своеназвание? — спросила я. — Может, его дал им Астор Михаэле?

— Нет. Они названы так в честь кого-то по имениМоргана.

— Их певица?

Она покачала головой.

— Нет. Ее зовут Эйбрил Джонсон. Ходит много слухов отом, кто такая Моргана, но никто точно не знает.

Я вздохнула. Может, Захлер был прав и группы должны простоиметь номера.

«Токсоплазма» состояла из четырех покрытых татуировкамибратьев. Мне понравился голос певца — бархатный, ленивый, сглаживающий словаподобно руке, расправляющей постельное покрывало. Но остальные трое работализверски эффективно, типа, люди, стряпающие на ТВ, которые быстро-быстро крошатзелень и прочее на части. Они были в черных очках и тоже кромсали музыку намелкие куски. Меня удивляло, как один брат может так сильно отличаться отостальных.

Когда закончилась их первая песня, я почувствовала дрожь —за нашими спинами в толпе возник Астор Михаэле. Заметив, что я оглянулась нанего, Перл повернулась и улыбнулась. Он вручил ей бокал шампанского.

Это было незаконно, но я не встревожилась. Здесь, под этимпульсирующим светом, закон казался менее реальным.

— Ну и как вам «Токсоплазма»? — спросил он.

— Слишком сильно гремят, на мой вкус, — ответилаПерл.

Я кивнула.

— Думаю, трое насекомых — слишком много для однойгруппы.

Астор Михаэле засмеялся и коснулся моего плеча.

— А может, слишком мало.

Я слегка отодвинулась, когда зазвучала вторая песня, —не люблю, когда люди прикасаются ко мне. Из-за этого иногда мне трудно ходить вклубы, но, с другой стороны, всегда важно видеть, какую новую музыку создаютдругие.

— Только представьте себе, — сказал он. —Через неделю вы будете играть перед такой же большой толпой, как эта. Дажебольше.