Красный лев друидов - Наталья Солнцева

Парни наверху закрепили пленку и спустились по лестнице на землю. Они с тревогой поглядывали на прораба, который беседовал с приезжим. Уж не менты ли пожаловали? Похоже, вся бригада, включая подсобников, была в курсе ночного происшествия.

– Вижу, вам не до меня, – вздохнул Матвей. – Но телефончик Топоркова вы мне все же дайте. Надо ведь ему на новый дом зарабатывать. Может, как раз и сговоримся.

Прораб полез в карман спецовки, достал мятую визитку.

– Вот, держи... здесь и телефон, и адрес... Но сегодня лучше не звони. Нарвешься... Горюет человек! Не трогай ты его пока...

Москва. Сентябрь 1917 года

«Мой дорогой! – писала Sworthy неизвестному адресату. – Из тех, кто может знать об утраченном, самого старшего уже нет в живых. Второй скоро погибнет, – положение звезд предсказывает ему гибель в сражении. Остаются еще двое. Я придумала, как справиться с тем, кто опаснее. Именно в его руках утраченное обретет силу... нынче или потом...

Сего нельзя допустить! Первый мой опыт был поразительным. Сначала женщина, потом, через некоторое время, – мужчина. Но повторить его в точности не представляется возможным. Как ни наивны и порой глуповаты московиты, повторение той же ситуации приведет их ко мне. А я должна выбраться отсюда и вывезти то, что надлежит...

Она верит мне безоговорочно и согласится на все, что я предложу. Теперь, после того, что я для нее сделала... она мне обязана. Помню ваши слова: «Не обольщайся! Обстоятельства, которые вчера благоприятствовали тебе, завтра могут обернуться против тебя». Понимаю... и учитываю возможность провала. Но путь обратный я себе отрезала. Все обдумано множество раз. Все подготовлено. Она страшится, однако искушение слишком велико и непреодолимо. Она даст добро... я уверена. Лев в ней преобладает над Единорогом...

Риск велик, но и цель того стоит. Роль, которую мне предстоит сыграть, положит начало буре и ветру, сметающих все преграды на своем пути. Скоро, скоро все решится...В живых суждено остаться слабовольному, и я выведаю у него то, ради чего замышлялась сия пьеса... Жизнь, как правильно заметил Шекспир, мало отличается от подмостков. Разница лишь одна: актеры умирают понарошку, а люди – по-настоящему. Да и сие спорно. Пожелайте мне удачи, мой дорогой! Кто знает, свидимся ли?

Надеюсь, вы получаете мои послания. Очень надеюсь... Нарочный внушает мне опасения, но положиться на другого – еще опаснее. Прошли годы с тех пор, как мы расстались. Я не жду ответов! Поговорим при встрече, ежели таковая состоится... Рисую в своем воображении сад и белые розы у скамейки... ваш благородный облик, устремленный на меня взгляд... Я исполню предназначенное и вернусь, или...

Ночами я перестала спать. Мне жаль тратить время на беспамятство и бесполезные грезы. Я дышу и люблю, пока бодрствую. А сон подождет! Последний раз, когда я уснула, мне приснился огонь, пожирающий все вокруг...

Я буду молиться огню, чтобы он пощадил то, чем я дорожу безмерно. Вспоминайте иногда о легкомысленной и беспечной Sworthy, сердце которой билось ради вас...»

Эта оговорка в конце выдала ее с головой. Sworthy, по-видимому, предчувствовала свой конец, но не отступилась... Какая участь постигла ее – неизвестно. По крайней мере, больше писем не было.

«Что за женщина! – думал Ольшевский, лежа на спине с закрытыми глазами. – Она погибла... в этом нет сомнений. Были ли ее послания доставлены адресату? Не похоже... Вероятно, тот человек, нарочный, который казался ей подозрительным, предал ее. Но почему эти письма не были уничтожены? Как они оказались у той старушки с Кузнецкого Моста, а потом попали ко мне?»

Варгушев вошел без стука, с тарелкой печенья в руках и дымящимся чайником.

– Вставайте, книжный червь! Будем ужинать! – с наигранной веселостью провозгласил он. – Что, закончили свою монографию?

– Я ее бросил...

У доктора глаза полезли на лоб от такого заявления. Он сдвинул на край стола книги и со стуком поставил чайник на свободное место.

– Неужто вы наконец прозрели, Ольшевский? Революционные массы вот-вот затопят Россию, а вы зарылись в бумажки! Кстати, в прошлый раз вы задали мне дурацкий вопрос о магнетизме...

– Плевать на магнетизм! Зачем приезжала эта дама, Sworthy?

Варгушев был прилично образован. Выходец из дворян, он получил добротное домашнее образование, прежде чем поступил на медицинский факультет.

– Sworthy! Хм... забавное имя... Она креолка?

– Понятия не имею.

– У вас с ней роман?

Ольшевский со стоном поднялся и сел, с упреком глядя на доктора. Роман! А ведь он почти угадал... У него вдруг появилась потребность поделиться с кем-то своими душевными переживаниями.

– Я недавно ходил на Кузнецкий за книгами и встретил там одну старушку...

Варгушев умел слушать, не перебивая, – в молодости ему прочили карьеру священника. Но склонность к естественным наукам оказалась сильнее. История с «письмами из шкатулки» не произвела на него должного впечатления.

– Вам наверняка всучили подделку, Ольшевский.

– Нет! Я разбираюсь в таких вещах! Уж поверьте. Сам вид бумаги, чернил, стиль и построение фраз... ошибка исключена. Это подлинники! Хотите, я дам вам прочитать их?

– Боюсь, я не так хорошо учил английский. Мой гувернер был французом.

– Я перевел текст... вот...

Он протянул доктору тетрадь, не стыдясь своих заметок на полях. Пусть сосед проследит за ходом его мысли, выскажет свое мнение... Ему хотелось обсудить послания Sworthy с кем-нибудь близким, кто отнесется с этому с пониманием и не поднимет его на смех. Варгушев только прикидывался циником. На деле он имел романтическую и увлекающуюся натуру, такую же, как у Ольшевского. Они бы не сошлись, будь у них разный взгляд на вещи.

– Давайте, дружище, – согласился доктор. – Вы меня заинтриговали!

Он замолчал и углубился в чтение. Ольшевский волновался, как будто это был его дневник, где выставлялись напоказ все его оголенные чувства и страсти. Он напряженно следил за реакцией доктора, за каждым движением его лица, жестами и издаваемыми им звуками. Варгушев вздыхал, покачивал головой и складывал губы трубочкой.

Молодой человек затаил дыхание. Что скажет доктор по поводу Sworthy? Не разочарует ли она его? Все-таки, он старше и успел перегореть – как в отношении прекрасного пола, так и в отношении приключений.

– Занятно... – обронил Варгушев, откладывая тетрадь. – Весьма занятно! Судя по вашим заметкам, вы пришли к выводу, что предметом поиска этой Sworthy были Брюсы? Но помилуйте... они же не прятались!

– Да, не прятались, – торопливо признал Ольшевский. – Они прятали!

– Что, позвольте узнать?

– В этом как раз вся загадка... В этом тексте автор употребляет слово «утраченное». Вы понимаете?