Битва за Севастополь. Одиночный выстрел - Алла Бегунова

Честно говоря, какая засада ждет ее сейчас, старший сержант не знала. Просто шла следом за лесником по еле заметной охотничьей тропе и присматривалась к лесу. Как все неведомое, он ее пугал. Но одновременно притягивал к себе, завораживал. Он представлялся ей идеальным местом для маскировки и вовсе неидеальным — для меткой стрельбы. Куда полетит пуля, ведь она не заяц, чтобы петлять между стволами. Как правильно вычислить расстояние до цели при оврагах, невидимых из-за буйно разросшихся кустарников?

— От кривого клена до колодца — восемьдесят пять метров, — повернувшись к ней, тихо сказал Вартанов. — Запомни, детка…

Старый егерь словно бы прочитал ее мысли. Возможно, на рассвете в лесной чаще они передавались собеседникам, близким друг другу по духу, особенно легко. Хотя неделю назад Людмила и не подозревала о существовании Анастаса, родившегося в Крыму в прошлом веке в семье обрусевших армян, сто лет верой и правдой служивших российским государям, кои имели на полуострове поместья и обширные охотничьи угодья.

Вся жизнь Вартанова и его дружной семьи проходила на лесном кордоне № 2 «Хутор Мекензия». Старинный барский дом после пожара разрушился почти до фундамента, фруктовый сад, окружавший его, одичал. Но егеря-то всегда жили отдельно. На том же плоском взгорье, что имело высоту 310 метров над уровнем моря, для них построили целую усадьбу с небольшой конюшней и скотным двором, с баней, мастерской, дровяными сараями, теплицами, к которым примыкал огород.

Между тем на военной карте-трехверстке хутор Мекензия обозначался как один из важных узлов обороны в третьем ее секторе. Немцам удалось захватить его. Теперь они старались по удобной для их военной техники грунтовой дороге через долину Кара-Коба пробиться дальше к Севастополю. Бойцы и командиры 54-го стрелкового полка, 3-го полка морской пехоты и 7-й бригады морской пехоты получили приказ овладеть хутором и выгнать оттуда фрицев. Поначалу советское наступление развивалось успешно. Потом фашисты подтянули свежие пехотные части и с трудом, но все-таки отбросили русских на их исходные рубежи.

Бой произошел упорный.

Пороховой дым еще стлался над горами, еще по балкам и урочищам перекатывалось эхо последних орудийных залпов, когда у окопов второй роты из леса вышел седой, как лунь, человек в серой цивильной куртке и с котомкой за плечами. Он был похож на лешего небольшой сгорбленной фигурой и кудлатой бородой, почти достигающей глаз. От неожиданности солдаты снайперского взвода чуть не застрелили его. Он вскинул вверх обе руки и дико заорал: «Я — свой!» В руках он держал раскрытый советский паспорт и какое-то удостоверение в коричневых корочках и с фиолетовой печатью.

Командир взвода старший сержант Павличенко, не опуская винтовки, сурово спросила его, что он делает на их боевых позициях и каким образом сумел пройти через вражеские дозоры. Старик ответил, будто это нетрудно, ибо немцы не заходят в лес далеко, боятся, а он — здешний лесник и обошел их по тропкам, ему одному знакомым. Тут он заплакал. Слезы покатились по белой бороде и стали падать на куртку, перетянутую охотничьим патронташем, правда, незаполненным.

Вскоре, за ужином, они уже обсуждали историю егеря Анастаса Вартанова, весьма трагичную, как многие другие события этой ужасной войны. Группа фашистской разведки заскочила на лесной кордон № 2, опередив свои строевые части. Им чем-то не понравился сын Вартанова, его внук, да и вся семья лесника. Недолго думая, гитлеровцы расстреляли их возле дома. Сам Анастас, по счастью или по несчастью, с утра уехал в тот день в городское управление, дабы выписать накладные и получить овес и сено для прокорма лесных обитателей зимой.

Теперь, по словам лесника, на хуторе Мекензия размещался какой-то немецкий штаб. Возле дома, под деревьями стояли колесно-гусеничные бронетранспортеры с антеннами и пулеметами на крышах кабин, тягачи с пушками, легковые автомашины, мотоциклы. Туда приезжали люди, одетые не только в серо-зеленые мундиры, но в черные короткие куртки с беретами.

Главным постояльцем являлся рослый человек с голубыми глазами лет сорока от роду. Егерь видел его в парадном кителе с витыми серебряными погонами и при ордене — черно-белом кресте под воротником мундира. Он обитал в комнате расстрелянного Вартанова-младшего и каждое утро обливался водой у колодца, растирался красным махровым полотенце, энергично делал зарядку.

— Живут в свое удовольствие, — говорил Анастас, собирая ложкой остатки гречневой каши на дне котелка. — А ведь должны бояться.

— Кого? — спросила Людмила.

— Русских, — ответил Вартанов. — Мне говорили, у вас есть какие-то ружья с особыми прицелами.

— Есть, — подтвердила она.

— Надо стрелять. Я покажу место. Хутор будет виден очень хорошо. Между прочим, отсюда недалеко. Через лес — километров пять. За ночь дойдем свободно.

— Вы хотите идти с нами?

— Да. Если я не увижу этого, мне незачем жить на белом свете…

Старший сержант не ответила народному мстителю. В подобных случаях она не доверяла никому. Сведения были интересными, но нуждались в уточнении. Павличенко отправилась в штаб полка, чтобы побеседовать с ПНШ-2, или помощником начальника штаба по разведке капитаном Безродным. Как и снайпер Люда, он служил в полку с июля 1941 года и командовал двумя взводами разведки: конным и пешим. От конной разведки теперь ничего не осталось, поскольку лошадей бросили в Одессе. Пешая, сократившись до двадцати пяти человек, существовала. Людмиле раньше доводилось прикрывать снайперским огнем их переходы через линию фронта, за «языком». Капитан ее знал. Он пообещал срочно послать запрос в штаб Севастопольского оборонительного района и в целом одобрил план старшего сержанта насчет нападения на хутор. Осталось ждать ответа от большого начальства. Он пришел через два дня. Все, рассказанное Вартановым, подтвердилось. Тогда Люда решила пойти вместе с ним через лес на Мекензиевых горах…

От клена с изогнутым стволом тропинка расходилась надвое. Если бы не старый егерь, Люда не заметила бы ее поворота направо. Заросли «держи-дерева», кустарника высотой под два метра, широко раскинулись тут и, подобно густой вуали, скрывали подлесок. «Христова колючка» — так иногда называли это растение, обитающее по большей части в Средиземноморье и на севере Африки. Согласно легенде из его веток был сплетен терновый венок для Иисуса Христа. К ноябрю крымское «держи-дерево» лишилось листьев. Но великое множество зигзагообразных побегов, длинных и коротких, расходилось в стороны от ствола сероватого цвета. На них торчали десятки колючек: одни прямые, как игла, другие — вроде рыболовных крючков, острые и кривые.

За плечо камуфляжной куртки снайпера немедленно зацепился такой зловредный отросток. Он никак не отпускал Людмилу. Пришлось ломать целую ветку. Сухой треск в утренней лесной тишине прозвучал, как сигнал тревоги. С ближайшей акации сорвалась стайка синиц. Вартанов укоризненно покачал головой и сказал:

— Осторожнее, товарищ командир!

Вскоре они увидели старинный водовод — ржавую грубу сантиметров двадцати в диаметре. Она вела к заброшенному колодцу. На его присутствие указывал и «журавель», поднявший свой хобот к небу. Роща становилась гуще, деревья теснились вплотную друг к другу у источника животворной влаги. Вдруг оттуда донесся хриплый вздох. Лесник замер на месте, как вкопанный. Людмила, не рассчитав расстояние, наткнулась на него.