Любовница депутата (сборник) - Сергей Бакшеев

После просмотра фильма о Мальчише-Кибальчише, это прозвище будто кусок растопленного пластилина прикрепилось в твоем сознании к образу Артурчика. Почему Буржуин? Ведь Артурчик совсем не похож на тех толстых дядек, которых показывали в кино, да и на Мальчиша-Плохиша он не похож. Но раз вырвавшись из твоих уст, обидное прозвище мгновенно прикрепилось к Артурчику, и теперь его так называли многие.

Уже повзрослев ты сделал вывод, что люди обычно равнодушно относятся к тем замечаниям, которые им явно не соответствуют. Если бы тебя назвали рыжим, ты бы совсем не обиделся, ведь все видят, что ты не рыжий. Или, если бы кто-то назвал дураком очень умного человека, а лодырем — явного трудягу, эти люди и не обратили бы никакого внимания на пустые слова. А вот когда дурака назовут дураком, а лентяя — лентяем, тут без визга не обойтись. Если нелестные слова раздражают человека, и он панически начинает оправдываться или огульно всех хаять, то можно быть уверенным — слова попали в точку.

Артурчика прозвище «Буржуин» явно раздражало и злило. Когда его так называли, он весь внутренне вскипал, но пустить в ход кулаки не решался. Он поступил иначе.

Однажды Артурчик принес в школу красивый водяной пистолет, который выглядел почти как настоящий, но сделан был из твердой пластмассы. На перемене он зарядил пистолет водой и, нажав на курок, выстрелил тонкой струйкой. Струя угодила тебе в шею, вода забрызгала рубашку и затекла за воротник. Все засмеялись и восторженно загудели, норовя потрогать такое замечательное оружие. Артурчик разрешал стрельнуть из пистолета только при условии, что ему дадут клятву, никогда больше не называть его Буржуином. Мальчишки клялись и, расталкивая друг друга, лезли за пистолетом.

Артурчик часто приносил пистолет и, хотя клятвы больше не требовал, но те, кто хоть раз срывался на старое прозвище, лишались его благосклонности до тех пор, пока не просили у него прощения.

Весной у Артурчика появилась настольная игра в хоккей. Когда он выносил ее во двор, все мальчишки слетались к столу, как пчелы на мед. Во дворе раздавались звонкие приказы Артурчика. Он мог позволить играть или запретить, а мог и, обидевшись на кого-то, обругать всех и унести игру. После таких случаев приходилось долго упрашивать Артурчика, чтобы он вынес настольный хоккей снова.

Как-то раз, когда мальчишки играли в хоккей, твой взгляд натолкнулся на глаза Артурчика. Он нарочно мило улыбался и выжидательно смотрел на тебя, как будто намекал на что-то. Ты догадался, что именно он от тебя ждет. И хотя незадолго до этого момента ты готов был извиниться перед ним и попросить поиграть в хоккей, самоуверенный взгляд и вся поза Артурчика, поза человека, не сомневающегося в своем превосходстве над другими, оттолкнули тебя, и ты, глядя в лицо Артурчику, сквозь зубы прошипел:

— Буржуин.

Артурчик вспыхнул как от пощечины, растолкал сидевших за столом ребят, схватил игру и сказал, что уходит домой.

Мальчишки стали упрашивать его остаться хотя бы на несколько минут, но Артурчик заявил, что разрешит играть только тогда, когда ты уйдешь прочь! Ты хотел было рассмеяться такому нелепому приказу, но опешил и застыл с едва зародившейся улыбкой, больше похожей на гримасу боли. Со всех сторон на тебя смотрели раздраженные лица ребят. Большинство из них молчаливо ждали твоего ухода, но нашлись и такие, кто прямо потребовал:

— Что ты всем мешаешь? Все равно не играешь — сваливай!

И ты ушел. Ты ушел не из-за того, что испугался Артурчика, и не из-за того, что не хотел обижать ребят и лишать их возможности поиграть. Ты ушел, пораженный тем, что красивые вещи способны давать власть человеку над другими. Ты настолько удивился неприятному закону, что не поверил в него и решил поколотить Артурчика, думая, что это все изменит.

Ты побил его через несколько дней.

В ту весну в Артурчика влюбилась Светка с искореженной рукой. Он позволял наивной девочке ухаживать за собой, но за глаза называл ее калекой либо уродиной.

Однажды Артурчик повел мальчишек показывать Светкины «секреты». Так называли спрятанные под землей и прикрытые стеклышками красивые узоры из фантиков, золотинок, цветочков. Артурчик со смехом разрывал «секреты», демонстрировал их мальчишкам и разбивал каблуком стекло.

В тот день, увидев плачущую Свету, ты его и поколотил.

А на следующее утро тебя встретил в школе его брат-десятиклассник, прижал к стене и молча ударил кулаком в живот. Ты задохнулся от боли, но это было только начало.

И вот теперь брат Артурчика стоит перед тобой на пустыре за сараями и кричит:

— Будешь еще обзываться? Будешь? Извинись, скотина, перед Артуром.

Ты смотришь на озирающегося по сторонам Артурчика и с трудом ворочая липким от крови языком отвечаешь:

— Буржуин, — потом переводишь взгляд на его брата и уже громче повторяешь: — Буржуин.

Старшеклассник кривится от злости, хватает тебя за одежду, поднимает перед собой, плюет в лицо и с хриплым криком: «Скотина!», со всей силы отбрасывает тебя.

Ты падаешь, жутко ударяешься спиной о пенек, и весь мир со своими бешенными мерзостями вползает в тебя. Твоя грудь разрывается от непосильного напора, ты вздрагиваешь от ужаса и затихаешь навсегда.

А может эта боль терзает тебя не в далеком детстве, а сейчас, на операционном столе?

Или в тот день, когда тебе поручили доставить рацию одному из подразделений, которое выбивало душманов из горного аула?

Когда вы приехали не место, все было уже кончено. Около единственного тяжелораненого сидело двое приятелей, стараясь хоть как-то ему помочь. Еще двое-трое были ранены легко, кое-кто шмонал тела убитых афганцев, где-то слышался плач и причитания. Солдаты нервно курили и чересчур оживленно, привычно матерясь, трепались о прошедшем. Один из них сделал шаг в сторону, расстегнул штаны и звучно помочился. Для других это послужило своеобразной командой, и еще несколько минут тут и там раздавалось журчание, кряхтение и облегченные вздохи.

Рацию ты уже передал, надо было только доложить старшему по званию.

— Кэп там, — кивнул небритый сержант в сторону маленького домика, привалившись к разваленному во многих местах каменному забору.

Ты удивился, но толкнул дверь и заглянул внутрь, пытаясь разглядеть людей в полутемной комнатке. И ты увидел!

На пестрых тряпках лежала и подрагивала от беззвучных рыданий женщина с задранным на голову платьем и разорванными в клочья штанишками. Перед тобой возникло потное лицо капитана.

— Куда прешь, скотина! — хрипло крикнул офицер и ударил тебя кулаком в лицо.

В глазах потемнело, а в памяти светлым бликом мелькнуло лицо брата Артурчика и его хриплый, как и сейчас, голос: «Скотина!»

Это был он — повзрослевший брат Артурчика.

Капитан оправил форму и отдал команду готовиться к отъезду. Потом он, потирая руку, на которой виднелся кровавый укус, взял у сержанта гранату и, страшно матерясь, швырнул ее в окно того дома, откуда только что вышел. Дом вздрогнул плоской крышей и выдохнул из окна и наполовину оторванной двери клубы пыли и дыма