Михаил Орлов - Александр Бондаренко

Я ответил, что эта миссия совершенно бесполезна, так как меня не примут. Тогда император с шутливым и благосклонным видом сказал мне, что я “сам не знаю, что говорю; император Александр постарается воспользоваться представившимся случаем вступить в переговоры с тем большей готовностью, что его дворянство, разорённое этой войной и пожаром Москвы, желает мира…”».

Все мы в общем-то верим в то, во что хотим верить, и это наше личное дело, но вот когда руководитель государства излишне увлекается собственными фантазиями — добра не жди!

«Видя, что ему не удаётся меня уговорить, император прибавил, что все побывавшие в России, начиная с меня, рассказывали ему всяческие сказки о русском климате, и снова стал настаивать на своём предложении. Быть может, он думал, что мне неловко явиться в Петербург, где ко мне так хорошо относились, как раз в тот момент, когда Россия подверглась такому разорению; основываясь на этом предположении, император сказал мне:

— Ладно. Отправляйтесь только в штаб фельдмаршала Кутузова.

Я ответил, что эта поездка увенчалась бы не большим успехом, чем другая…»

Не сумев склонить графа Коленкура к выполнению посреднической миссии, Наполеон решил возложить её на маркиза Лористона, сменившего, как мы помним, Коленкура в Санкт-Петербурге. «Я пошлю Лористона, — сказал, завершая разговор, император. — Ему достанется честь заключить мир и спасти корону вашего друга Александра».

Самому Лористону император сказал гораздо честнее: «Я желаю мира, мне нужен мир; я непременно хочу его заключить, только бы честь была спасена!»

С этим напутствием маркиз и уехал — без всяких сомнений и колебаний в том, что всё у него получится…

Безусловно, в том не было никакой случайности, что на русских аванпостах его встречал гвардии поручик Михаил Орлов, на личном опыте познавший, какие попутные задачи решают в ходе боевых действий офицеры, оказавшиеся с различными поручениями в расположении неприятельских войск. Вот почему после взаимных приветствий и первых вежливых вопросов о здоровье императоров кавалергард осведомился с видом крайней заинтересованности: «Как вам нравится нынешняя осень, маркиз? Ведь не сравнить с петербургской, не правда ли?» Лористон согласился.

Пересказывать дальнейший разговор нет смысла: Орлов, подобно всем прочим — весьма немногим! — русским чинам, с которыми потом общался французский посланник, беседовал с ним исключительно о погоде, вежливо, но твёрдо переводя любой разговор именно на эту общую тему. Притом везли Лористона так, чтобы он мог видеть стоянку русских войск только издали.

Впрочем, в русском лагере основательно подготовились к прибытию гостя. Несколько пехотных полков были переведены на новые места и рассредоточены, создавая видимость большей численности войск и скрывая истинное расположение армии. Той же цели служили и многочисленные костры, разведённые прямо в чистом поле, на значительном удалении от лагеря. Солдатам выдали дополнительную «винную порцию», приказав «песни петь и веселиться» — пусть видит французский посланник, что русским несть числа, они бодры и готовы к любым испытаниям.

Наверное, для того, чтобы держать парламентёра подальше от армии, «Главная квартира была переведена из Тарутино в Леташовку, расположенную позади позиции. Это местечко насчитывает не больше десятка домишек», — писал давно уже вернувшийся к армии Дурново и сетовал, что в Леташовке квартирмейстеров очень плохо разместили в курной избе.

Ради торжественного случая фельдмаршалу — этого чина он был удостоен после Бородина, но до сдачи Москвы — князю Кутузову пришлось впервые за всё время военных действий надевать парадный мундир и треугольную шляпу с плюмажем. Когда Михаила Ларивоныч с большим трудом сумел облачиться в парадное одеяние, то вдруг заволновался: эполеты на его мундире потускнели и казались недостаточно новыми. Тогда Кутузов обратился за помощью к генералу Коновницыну, который также щеголем не был… Главнокомандующий потом долго сетовал, что позабыл в суете про генерала Милорадовича — вот у того, действительно, эполеты всегда смотрелись чудо как хорошо…

Неудивительно, что такие мелочи беспокоили русского полководца перед встречей с французским посланником: он знал, что мира не будет и разговор с Лористоном абсолютно ничего не даст…

В сумерках к избе, избранной местом для ведения переговоров, подъехал крытый возок. Маркиз Лористон торопливо прошёл в сени. Князь Кутузов встретил его в просторной горнице, и минут 50 они беседовали tet-a-tet. Выслушав жалобы гостя на «варварский способ» ведения войны казаками, партизанами и мужиками, Михаил Илларионович сочувственно покачал головой, повздыхал, как-то даже по-стариковски охнул, но заявил, что он не в силах переменить сей образ мыслей в народе, почитающем вторжение французов равнозначным нашествию татар. Ничего Лористону не обещая и объяснив, что он не облечён правом заключать мир, ибо всё в воле императора, покорным слугой которого он является, Кутузов тем не менее сумел дать понять французскому посланнику, что сам он был бы не против такого предложения… Лористон попросил передать Александру письмо Наполеона и заключить перемирие до получения ответа. Кутузов письмо принял, но в перемирии отказал — мол, он на это не уполномочен.

Затухали костры на солдатских стоянках, высоко в небе, усыпанном алмазной крошкой звёзд, повис белый месяц, когда поручик Орлов провожал генерала Лористона к французским аванпостам. Невидимые в темноте, шелестели по сторонам дороги деревья, усыпавшие путь всадников жёлтой, шуршащей под конскими копытами листвой… Ночь была уже по-осеннему зябкой.

— Князь склоняется принять мирные предложения нашего императора, — доверительно сказал кавалергарду Лористон.

— Зима в России замечательная! — отвечал Орлов, как бы невпопад и, кажется, улыбаясь в темноте. — Вы это знаете, маркиз, а вот компатриоты ваши скоро в том убедятся…

Но Лористон, как и его повелитель, старался верить в то, во что хотелось верить, — тем более что никто его не пытался разубеждать. О силе этой уверенности свидетельствует граф Коленкур:

«Хотя Кутузов отказался пропустить его в Петербург, но, по впечатлению Лористона, все желали положить конец этой борьбе, которая изнурила русских, по-видимому, ещё более, чем нас. Говорили, что вскоре получится ответ из Петербурга, и император был в восторге, так как он возлагал свои надежды на приостановку военных действий, во время которой можно было бы вести переговоры. Он считал, что остаётся лишь, как это бывало в подобных случаях, наметить демаркационную линию для противников на время переговоров».

Англичане же, наши союзники, опубликовали свою версию произошедшего в своих «листках» — и этот интереснейший материал уже в декабре 1812 года перепечатал журнал «Вестник Европы»:

«Князь Кутузов принял Лористона в присутствии своих генералов…

Князь отвечал, что ему не дано полномочия слушать предложений ни о перемирии, ни о мире, что он не примет никакого письма к Его Императорскому Величеству, долгом своим почитая объявить, что Российская армия имеет на своей стороне многие важные выгоды, которых отнюдь не должно терять согласием на перемирие…