Лицо света, лицо тьмы - Маргарита Малинина

подошел ближе, видит, волосы светлые плавают в воде. Дальше смотрит… а там тело. Только вот девочка эта не пила. Знал я ее с детства. Живу чуть дальше по той же улице.

— Это был ее день рождения, — заметил Тони.

— И что? Если вам интересно мое мнение, не могла она напиться до такого, чтобы ночью полезть в воду и захлебнуться.

— А что тогда произошло? — затаив дыхание, проявила я любопытство к чужой точке зрения. Все-таки впервые кто-то подтверждал рожденные у меня подозрения.

— Знаете, — вздохнул рыбак и даже удочку отложил, не обратив внимания на то, что с той стороны начало клевать. — Не под протокол, как говорится. Когда приятель тащил ее из пруда, из нее камни посыпались.

— Чего?! — остолбенели мы.

Вместо кивка он выразительно моргнул, мол, так и было, как на духу.

— На ней сарафан был по типу рубашки длинной, девушки ходят в таких. — Я кивнула, понимая, что он имеет в виду сафари. — И вот карманы с боков были. Оттуда и камни высыпались, но мелкие.

Мы переглянулись с Антоном. С камнями никто купаться не полезет. Добровольно, во всяком случае. А значит, могу себя поздравить с отличной интуицией. Я не просто так взялась за расследование «несчастного случая». Это явный криминал.

— Он сказал об этом полиции? Ну, о камнях?

— Сказал. Участковому нашему, он ведь его сначала позвал. Но пока он тащил тело, камни-то все тю-тю. Показалось тебе, Михалыч, ответил участковый наш. Михалыч-то это любит, — щелкнул мужчина, чьего имени мы так и не удосужились спросить, себе по горлу, — поэтому ему не поверили особо.

— А вы поверили?

— А я — да, — четко проговорил рыбак. — Потому что накануне видел я эту девочку. Да не одну.

— Что?! Почему вы сразу не сказали?

— Да не мое это дело, кто с кем гуляет, — увильнул он, — и проблемы мне не нужны. Только вот Михалыч рыбачить любит с утра, а я все же вечером. Тогда до темноты засиделся. И видел я платье такое же точно, на пуговицах, белое. Но лиц не разглядел. Говорили они в кустах. Но мое дело — маленькое. Я собрался и ушел. А тела я не видел. Это уж потом сопоставил, когда мне сказали, в чем Наташка была. Но опять же для полиции этого недостаточно будет. Мало ли кто в похожих платьях гуляет? Я даже цвет-то толком во тьме не видел. Светлое — и светлое, что на нем, что на ней.

— А вы по голосу не опознали Наташу? — вспомнила я, что он ее знает с детства, как сам говорил.

— Нет, — покачал он головой. — Слышал пару слов, я уже собирался домой. Но если это она была здесь накануне, то она точно была не одна.

— С мужчиной или с женщиной? — задал Антон правильный вопрос, однако собеседник лишь пожал плечами.

— Я бы сказал, что мужчина, — ответил все же он, подумав, но неуверенно. — Вы это… — добавил он, испытывая неловкость. — Особо не расследуйте. Тамарка-то и так плоха. Сейчас добавлять ей только… Поняли?

— Ага, — кивнул Антон, а я ничего не ответила. Я не могу давать обещание не волновать Тамарку, потому что смерть Натальи, скорее всего, связана с исчезновением сестры, а уж второе я буду расследовать до победного конца!

Обратно мы шли молча. Поведение мужика, конечно, обескураживало. Живет по принципу «моя хата с краю». Когда ты уже знаешь, что девушку ищут, ты не мог сказать, что видел кого-то ночью? Спросить, в чем была одета? Да, она уже была мертва, по всей видимости, когда народ всполошился, но по горячим следам всегда проще отыскать убийцу.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Антон, когда мы уже подходили к калитке.

— Зависит от твоих мыслей.

— Камней изначально было больше?

Я резко встала.

— Поэтому труп всплыл. Они выскочили. Хотя карманы в таких платьях небольшие. Возможно, там был один крупный камень, а остальные в довесок. Или во второй карман запихивали. И вот большой вывалился, потому что карман слишком мал. И с остальными она всплыла. Так ты думаешь?

Антон нажал код, пропустил меня внутрь, в спину сказал:

— Я думаю так. А ты нет?

— А я не знаю, что и думать. Если ты жив, но тебе камни в карманы пихают и к пруду тянут, ты не спросишь, что за хрень происходит?

— Хрень? — удивился он.

— Да, переучиваюсь, чтобы матом не ругаться. Предки наказывают десятью рублями за каждое слово!

— Но сейчас-то их здесь нет.

«А ты только сейчас заметил, что я не ругаюсь матом?» — хотелось мне спросить. Но Элла, кстати, не является отпетой матерщинницей. Хотя, когда надо что-то сказать, как, например, сейчас, она легко скажет. А я — нет.

— И все-таки. Главный вопрос не в том, что с телом стало, а как ее убили и кто. Камни — это уже дело второстепенное.

— Ну не скажи. С камнями в карманах никто купаться не полезет, властям не худо бы знать об этом.

— Мы можем связаться с участковым и рассказать ему, — предложила я, заходя в дом.

Говоря, я обернулась на Антона, а когда посмотрела вперед, то увидела, что в холле полно новых людей. Это были старушки в платьях, среди них Таисия Арсеньевна — самая нарядная. В том самом костюме-двойке, что демонстрировала нам в столовой. Видимо, она решила и на показ фильма его надеть, и на предстоящий концерт. Сарафан с пиджачком действительно хорош и цвет ей идет, чего же добру пропадать?

— Эллочка и Тоша, о чем вы говорите? — с любопытством, настолько свойственным всем пожилым людям, не имеющим особых занятий, спросила Таисия Арсеньевна. — Зачем вам участковый?

Четыре пары глаз внимательно на нас смотрели.

— Э-э, — протянул Антон, затем ответил: — Были у матери Наташи Церковиной, она, похоже, съезжает с катушек, в смысле, — поправился он, побоявшись, что бабки не знакомы с молодежным сленгом, — сходит с ума, бросилась на нас, чуть не избила…

Бабки ахнули и заговорили про семью Церковиных. Стали обсуждать преждевременную смерть дочки и тяжелую судьбу матери-алкоголички. Я паслась рядом, надеясь получить новую информацию, но не тут-то было. Перечисление мужиков-зэков, которые были приписаны наблюдательными старыми сплетницами в любовники Тамаре, меня особо не волновало. Тем более, по их словам, с мужиками Тамара завязала еще года за полтора до смерти дочери. Вряд ли какой-то из «отчимов» решил утопить Наташку назло бывшей любовнице. Хотя, конечно, чем черт ни шутит…

Наконец в холле появилась Леонелла, вышедшая из своей комнаты.

— А почему у нас гости стоят