«Не верь разлукам, старина…» - Юрий Иосифович Визбор
Шрифт:
Интервал:
Белова Танечка, глядящая в окно, —
Внутрирайонный гений чистой красоты.
Ну что, без драки? Волейбол так волейбол!
Ножи отставлены до встречи роковой,
И Коля Зять уже ужасный ставит «кол»,
Взлетев, как Щагин, над веревкой бельевой.
Да, и это наше поколение —
Рудиментом в нынешних мирах,
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах.
…Мясной отдел. Центральный рынок. Дня конец.
И тридцать лет прошло — о боже, тридцать лет! —
И говорит мне ассириец-продавец:
«Конечно, помню волейбол. Но мяса нет!»
Саид Гиреев — вот сюрприз! — подсел слегка,
Потом опять, потом отбился от ребят.
А Коля Зять пошел в десантные войска,
И там, по слухам, он вполне нашел себя.
А Макс Шароль — опять защитник и герой,
Имеет личность он секретную и кров.
Он так усердствовал над бомбой гробовой,
Что стал членкором по фамилии Петров.
А Владик Коп подался в городок Сидней,
Где океан, балет и выпивка с утра,
Где нет, конечно, ни саней, ни трудодней,
Но нету также ни кола и ни двора.
Ну, кол-то ладно — не об этом разговор, —
Дай Бог, чтоб Владик там поднакопил деньжат.
Но где найдет он старый сретенский наш двор? —
Вот это жаль, вот это правда очень жаль.
Ну что же, каждый выбрал веру и житье,
Полсотни игр у смерти выиграв подряд.
И лишь майор десантных войск Н. Н. Зятьев
Лежит простреленный под городом Герат.
Отставить крики! Тихо, Сретенка, не плачь!
Мы стали все твоею общею судьбой:
Те, кто был втянут в этот несерьезный матч
И кто повязан стал веревкой бельевой.
Да, уходит наше поколение —
Рудиментом в нынешних мирах,
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах.
Ботик
Один рефрижератор — представитель капстраны —
Попался раз в нешуточную вьюгу,
А в миле от гиганта поперек морской волны
Шел ботик по фамилии «Калуга».
Что же ботик потопили?
Был в нем новый патефон,
И портрет Эдиты Пьехи,
И курительный салон.
А тот рефрижератор, что вез рыбу для капстран,
Вдруг протаранил ботик молчаливо.
На таре из-под «Двина» только виден капитан
Хорошего армянского розлива…
Припев
«Ду ю спик инглиш, падлы? — капитан кричит седой. —
Француженка, быть может, мать твоя?
А может, вы совсем уже, пардон, шпрехен зи дойч?»
И с судна отвечают: «Йа, йа, йа!»
Припев
Советское правительство послало документ
И навело ракеты на балбесов.
А ботику отгрохали огромный монумент,
Которым и гордится вся Одесса.
Что же ботик потопили?
Был в нем новый патефон,
И портрет Эдиты Пьехи,
И курительный салон.
Вставайте, граф
Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,
Из-за озерной выглянув воды.
И кстати, та вчерашняя молочница
Уже поднялась, полная беды.
Она была робка и молчалива,
Но, ваша честь, от вас не утаю:
Вы, несомненно, сделали счастливой
Ее саму и всю ее семью.
Вставайте, граф! Уже друзья с мультуками
Коней седлают около крыльца,
Уж горожане радостными звуками
Готовы в вас приветствовать отца.
Не хмурьте лоб! Коль было согрешение,
То будет время обо всем забыть.
Вставайте! Мир ждет вашего решения:
Быть иль не быть, любить иль не любить.
И граф встает. Ладонью бьет будильник,
Берет гантели, смотрит на дома
И безнадежно лезет в холодильник,
А там зима, пустынная зима.
Он выйдет в город, вспомнит вечер давешний:
Где был, что ел, кто доставал питье.
У перекрестка встретит он товарища,
У остановки подождет ее.
Она придет и глянет мимоходом,
Что было ночью — будто трын-трава.
«Привет!» — «Привет! Хорошая погода!..
Тебе в метро? А мне ведь на трамвай!..»
И продают на перекрестках сливы,
И обтекает постовых народ…
Шагает граф. Он хочет быть счастливым,
И он не хочет, чтоб наоборот.
Люси, или «вставайте, Граф» — двадцать лет спустя[38]
Он поздно проснулся, нашел сигарету
И комнату видел сквозь сон:
Губною помадой на старой газете
Написан ее телефон,
И блюдце с горою вечерних окурков,
Стакан с недопитым вином,
И ночи прожитой облезлая шкурка,
И микрорайон за окном.
Итак, моя дорогая Люси,
Шанс на любовь свою не упусти.
Жить только болью, только любовью!
Все остальное — такси.
За рубль пятьдесят, дорогая Люси.
Потом он печально и неторопливо
Убрал все ночные следы
И даже отмыл след раздавленной сливы
Стаканом горячей воды.
Потом, в довершение к общим печалям,
Он вспомнил жену невзначай.
Потом позвонили и в трубке молчали,
Но он-то ведь знал, кто молчал.
Итак, моя дорогая Люси,
Шанс на любовь свою не упусти.
Жить только болью, только любовью!
Все остальное — такси.
За два рубля, дорогая Люси.
Потом он прошелся на фоне заката
И в парке попал в
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!