Пурпур - Вибеке Леккеберг

Все ушли. Дверь закрылась, Андрополус остался один. Он пошарил по топчану руками, словно надеялся найти рядом Лукрецию. Нет. Один. Один-одинешенек. Он не нашел ее вовремя. Надо было сначала отыскать ее, а потом уж скакать в город. Порыскать между винными бочками и на чердаке, среди сушащегося винограда. Сбегать к серному источнику…

Он вдруг вспомнил, что там они и собирались встретиться. Как можно было забыть? Лукреция купалась бы нагишом, а он смотрел. Они ведь договорились! Выходит, он обманул. Проклятое вино отшибло память. Пастух прошептал: «Лукреция!» – и она встала перед ним как живая. Неужели она утонула, купаясь?

Он будет жить на ее могиле. Устроит склеп со скамьей и столом, отнесет туда ее любимые вещицы: чашку, из которой она пила, ложку, которой ела, положит на кружевную салфетку гребень и зеркало. Раковину морской улитки. Поставит на стол букет цветов. Под иконой Святой Девы будет всегда гореть свеча. Он будет жить там, рядом с ней.

До слуха Андрополуса продолжало доноситься с площади молитвенное пение. Женские голоса окутывали, обволакивали, усыпляли. Молились не за Лукрецию и не за него, за здоровье Папы Римского.

В коридоре подвала раздались другие голоса – мужские. Они гулко отдавались под низкими влажными сводами. Эхо множило топот ног. Кто-то громко потребовал, чтобы принесли кнут.

Женские и мужские голоса слились в меркнущем сознании Андрополуса. Общий хор согласно тянул страшные слова: «Повесить пастуха Лоренцо! Смерть ему! Смерть! Повесить, повесить…»

И вдруг из темноты в темноту, из ниоткуда в никуда ярким светом ворвался высокий девичий распев: «Не отчаивайся! Жди чудес!»

Лукреция!

Андрополус приподнялся на локтях и тщательно вытер кровь с губ, чтобы Лукреция, увидев его, не испугалась. Она где-то здесь, совсем близко. Почему же не подходит? Может быть, у нее повязка на глазах, вот она и не видит? И хорошо, что не видит его, лежащего на топчане, измазанном в крови и рвоте. «Я попал сюда, потому что хотел защитить ее», – с облегчением подумал Андрополус и начал молиться.

Голос Лукреции смолк и больше уже не звучал.

* * *

Папа Римский приехал, и с ним пришла чума. «Одни уже умерли, другие не доживут до конца лета», – слова мужа неотступно преследовали Анну, когда она стояла на коленях перед Его Святейшеством в алтаре новой церкви. Что ж, она и сама не отказалась бы умереть. Принимая причастие, баронесса заметила, что руки Пия Второго мелко дрожат. Он и впрямь еще болен. Бледная кожа, глубоко запавшие глаза. Но взгляд их чист и ясен, полон внимания и прозорливости.

Лоренцо держался поодаль, среди кардиналов и гвардейцев, делая вид, будто занят своим, однако полностью скрыть интерес к происходящему за спиной ему не удавалось: выдавали неестественный наклон головы и напряженно-сосредоточенное выражение лица. Но подойти ближе барон не решался, словно Анна, оставаясь рядом с Папой Римским, по праву заняла место телохранителя.

Пий Второй был рад встрече с ней и не желал этого скрывать. Анна и сама ощущала волнение. То и дело бросая на нее заинтересованный взгляд, Папа Римский вел свою красильщицу за руку вдоль ряда алтарных картин. Ее святой Агаты здесь не было.

Церковь еще не была освящена. Но Его Святейшество не хотел откладывать в долгий ящик благословение изображений и, осматривая алтарь, миропомазывал их одно за другим. Работа Веккьетты привела его в восторг. Именно об этом я и мечтал, сказал он. Картина написана буквально только что, а великомученица на холсте существует вне времени. Его не смутили даже груди святой Агаты, лежащие на блюде, как две сдобные булочки. Вот, значит, какой представляет себе святую Агату Папа Римский – похожей на предыдущие ее живописные воплощения. Каноникам нужен канон. Она уже видела эту картину. Давным-давно. Еще до смерти Лукреции.

Тогда Анну беспокоило, что скажут о написанной ею картине и как это отразится на ее собственной судьбе. Теперь она ни о чем не беспокоилась. На ней больше не лежит ответственность за жизнь невинной девочки, которой предстояло унаследовать тайну. Отныне тайна в другом: где сейчас Лукреция, каковы ее пути, и тайна сия глубока есть. Ежеминутно Анна мечтала о встрече, возможной только во сне. Или после смерти. Она засыпала, надеясь увидеть Лукрецию, а проснувшись, молилась об искуплении своих грехов. Ибо материнские прегрешения не позволяют маленькой душе прошедшей уже девять небесных сфер, открыть райские ворота и войти в крут ангелов – так снилось Анне. Мать всегда больше думала о пурпуре, чем о дочери; это грех. Возмездие за него пало на Лукрецию.

Анна огляделась по сторонам: нет ли в церкви приходского священника. Ее бросало в дрожь при одной мысли о его присутствии. Странным образом баронесса чувствовала, что в обрушившемся несчастье виноват падре. Но это только чувство, тут ничего не докажешь, хотя в последние часы Лукреции священник был неприлично назойлив. Она не уберегла дочь и теперь, стоя на коленях, ждет, когда Папа Римский благословит отошедшую чистую душу, томящуюся ожиданием у райских ворот.

Духовные лица осматривали церковь, вполголоса оживленно обсуждая ее достоинства. То и дело слышалось имя Бернардо Росселино, появления которого ожидали с нетерпением: Его Святейшество велел архитектору прибыть, и все догадывались зачем. Слухи, конечно, но речь идет о суммах немалых, пора и рассчитаться с долгами, маэстро. Говорят, флорентийские банкиры отказались дать ему взаймы. Поэтому Росселино все нет и нет. Интересно посмотреть, как он станет выкручиваться.

Правду говоря, Папа Римский ничем не поощрял кровожадных ожиданий, охвативших сиенцев. Молча выслушивая обвинения в адрес Бернардо, он и не отвечал ни слова. Подробно осмотрев дворец и церковь от подвалов до чердаков, никакого мнения не высказал.

– Росселино первым узнает про свою судьбу – отвечал он тем, кто спрашивал впрямую.

Сноп солнечных лучей упал на алтарь, выложенный белоснежным известняком. Стоя на коленях, Анна ожидала, когда же наконец Его Святейшество благословит имя Лукреции.

– Нет ли у тебя каких-либо просьб ко мне, дочь моя? – спросил Папа Римский.

Анна недоуменно промедлила с ответом. Он так и не произнес этого имени. Или она не сумела расслышать? Собравшись с духом, баронесса поднялась и взглянула Пию Второму в глаза.

– Ходят слухи, что в подвале вашего дворца заперт пастух, его зовут Андрополус.

– Ты просишь за турецкого шпиона, который залез на стену, вооружась копьем? Мне доложили об этой истории. Я как раз думал сразу после мессы обсудить происшествие с Лоренцо. Ведь это барон привез мальчика из Константинополя в долину Орсия, не так ли, дочь моя?

– В руках Андрополуса копье не было оружием, – тихо сказала Анна, – он случайно взял его вместо пастушьего посоха.

– Этим неприятным эпизодом, кажется уже занимается кто-то из инквизиции. Кстати, пастух обрезан, как мусульманин.

– Лоренцо купил Андрополуса, когда ездил по вашему поручению с письмом к Махмуду.