И про любовь тоже - Марина Владимировна Болдова

— Он сказал, зачем ему деньги?

— Ну, попытался объяснить. Коротко — у него есть девушка, видимо, как раз та, неформалка. И ей нужно уехать из дома от отчима, снять квартиру, оплатить учебу, потому что денег тот больше не даст… в общем, детский лепет.

— Не поверили?

— Нет, конечно. Даже расстроился — Кит мне никогда раньше не врал. Я сказал, что не нужно мне лапшу на уши вешать, а он так спокойно, даже равнодушно отреагировал — не хочешь, не верь, найду бабки в другом месте.

«Ну, неравнодушно! Разозлился твой братец, только ты не видел!» — вспомнил Руднев проступившую на лице младшего Смоленко злость.

— Я сразу уехал. А потом мне сообщили, что Никита в больнице.

— Кто сообщил?

— Так сосед же его по комнате, Слава. Я ему визитку оставлял.

— Какая у вас машина?

— Серебристая «Ауди» две тысячи десятого года. А почему вы спрашиваете?

— Все в порядке, простая формальность. Сокурсники видели, как Никита садился в красный «Гелендваген», — не стал скрывать Руднев. Но о том, что «неформалка» с фиолетовыми волосами Карина Мунтян мертва, умолчал.

— Красный? — на миг задумался Матвей.

— Вы знаете, у кого есть такой автомобиль?

— Да… нет, откуда. Хотя, может быть, видел на дорогах, авто приметное.

— Поговорите с братом, Матвей, о его отношениях с этой девушкой, — вернулся к прежней теме Руднев. — Возможно, с вами он будет более откровенным.

— Думаете, все же наркотики? — задумчиво произнес тот, вставая со скамьи.

— Допускаю такую версию.

Глава 5

Кому принадлежит «Гелендваген», Руднев узнал еще вчера. Владельцем иномарки оказался хирург частной клиники Марк Гольдберг. Сын владельца антикварного магазина на Некрасовском спуске Иосифа Гольдберга и Софьи Левиной, адвоката.

Старший Смоленко из числа подозреваемых за недостаточностью улик пока выпал, но Гольдберг вполне мог оказаться причастным к нападению. Осталось найти мотив.

— У меня к вам просьба, Матвей: полученную от меня в ходе нашей беседы информацию ни с кем не обсуждать. С братом говорить лишь на темы, мною обозначенные.

— Хорошо. Я могу идти?

— Да. Звоните, если что-то узнаете от Никиты. Попробуйте разговорить его. И предупредите, что после обеда подъедет оперативный сотрудник уже с официальным опросом под протокол. Кстати, в палату разрешено пускать только родственников — вас, вашу мать и, если приедет, мать Никиты. — Руднев протянул Матвею визитку.

— Понял.

— И последнее. Куда вы поехали после встречи с братом?

— Домой. Минут через пятнадцать был на месте. Поставил машину во дворе и поднялся в квартиру. Мама может подтвердить. Мы ужинали, когда позвонил Слава и сообщил о нападении на Никиту. И что его увезла «Скорая». Я могу показать время его звонка. — Матвей достал телефон из кармана куртки, но Руднев остановил его жестом. — Мама позвонила в единую службу поиска, мы сразу же выехали сюда. Если нужно для алиби — когда точно я вернулся со встречи с братом, может сказать сосед из четвертой квартиры, мы один за другим въехали во двор и припарковались рядом.

— Хорошо, проверим. До свидания, Матвей Петрович.

Руднев не сразу выехал с территории больницы. Во время разговора со старшим Смоленко он не раз ловил себя на мысли, что тот уж очень старается показать себя заботливым братом. Прямо-таки постоянно упирает на то, как обеспокоен судьбой младшенького. И Вера Сергеевна, матушка его, прямо ангел, а не женщина. Нет, бывает такое, наверное, с родными — суперзабота. Но загвоздка в том, что мать Никиты, по сути, увела мужа из семьи и лишила Матвея отца. Нормально ненавидеть соперницу и ее отпрыска. А Никита все каникулы в первой семье отца проводил. «Но это все эмоции, а оснований для подозрений Матвея в злодействе нет никаких», — пришел к выводу Руднев, заводя двигатель.

Выехав за ворота, он притормозил возле гостевой автомобильной стоянки. Серебристая «Ауди» была одна. Руднев сфотографировал номерной знак и позвонил в отдел.

— Котов, сейчас вышлю номер авто, пробей, кто владелец, штрафы, аварии, выданные доверенности. В общем, все, что найдешь. Еще мне нужен контакт Марка Иосифовича Гольдберга, девяносто шестого года рождения. Да-да, хозяина «гелика». Есть? Давай скидывай эсэмэской. На труп Карины Мунтян кто из СК выезжал? Жарова… хорошо, свяжусь с ней. Все, пока отбой, — Семен дождался сообщения от оперативника и набрал номер Гольдберга. — Марк Иосифович, следователь Октябрьского райотдела полиции Руднев. Где я мог бы с вами встретиться? Хорошо, понял, буду в течение получаса.

Сказать, что Руднев удивился, будет неточным. Он просто офигел. Гольдберг пригласил его приехать… в баню. Точнее — в банный комплекс, расположенный на закрытой территории охотничьего клуба Георга Фандо.

Игорь уехал рано, Ольга даже не проснулась, пока он собирался — сегодняшняя бессонная ночь закончилась крепким забытьем под утро. Первое, что она заметила, открыв глаза, — на тумбочке у изголовья белел тетрадный лист в клеточку. Это была записка от сына: «Не торопись на подвиги, прими обезбол!» с веселым смайлом вместо подписи. На глаза тут же навернулись слезы: пустяшная записочка, а для нее как для матери бальзам на душу такая забота. Послушно проглотила две капсулы, улыбаясь благодарно. А после отправилась «на подвиги».

Ольгу злило, что она все делала теперь очень медленно. Простые процедуры — умывание и принятие душа — занимали не менее полутора часов. Она успевала проголодаться, а на кухне вновь повторялась та же тягомотина — дотянулась до полки с банками круп, присела, давая ноге покой, поутихла боль — следующий шаг: вода в чайник, кипяток в миску с овсяными хлопьями, три шага к холодильнику за маслом и молоком, столько же обратно до стола. А еще кофе в турке сварить хотелось бы очень — но это же стоять нужно возле плиты, караулить, чтобы «не сбежал». Поэтому вместо ароматного напитка — коричневая растворимая бурда.

Ольга услышала, как щелкнул замок входной двери. Ключи были у Игоря и Люсьены, сын должен быть на лекциях, значит, в коридоре топчется, меняя полусапожки на тапки, подруга. Сколько лет они вместе? С первого курса меда, точнее, с подготовительных занятий. «Давай не будем циферки складывать, а? — попросила как-то Люсьена, когда Ольга хотела прикинуть — а, собственно, сколько этих лет вместе… — А то как-то тоскливо становится. У тебя Игорь есть, а у меня в доме даже животинки никакой — кто кормить будет, когда я на сутках?» Ольга знала, сколько любви и нерастраченной нежности в ней, сколько болезненной необходимости о ком-то заботиться, опекать. Но все попытки устроить личную жизнь подруги были обречены на провал — комплексов у