Из века в век - Тамара Шаркова
Шрифт:
Интервал:
томов, я погружался в по буквенное расшифровывание какого-то гинекологического термина. И все потому, что рядом была картинка с изображением Гильдесгеймского Серебряного клада. Впрочем, возможно никакого неприличного термина я не расшифровывал, а Стоян придумал все ради красного словца.
Но, так или иначе, отец отобрал у меня все свои книжки, взамен которых я получил два выпуска детской энциклопедии — желтый и цветной. Они, в основном, так и пылятся на полках, а я, по-прежнему, таскаю отцовские книги, только вовремя ставлю их на место.
Тут мои размышления были прерваны нервным чиханием Алиски Журавлевой, главной фанатки Амалии Мордвиновой — Гольданской. Я поднял голову. Историчка уже не сидела, а стояла боком к классу, погрузившись в чтение толстенного ежедневника, как будто это был молитвенник. И тут я ощутил, что меня начинает «выносить за буек».
Вот прозвенит звонок и уйдет она к своим богатеньким лицеистам, о которых, наверное, целые трактаты сочиняет в своем ежедневнике. Зато мы для нее все на одно лицо. Посади вместо нас другой класс, она и не заметит.
И тогда я вырвал из тетради по физике сдвоенный листок и написал:
«Вероника Валерьевна! Марать бумагу на ваших уроках я больше не буду.
Глухонемая история мне не нравится. К тому же о диггерах я не помню.
Ю. Мещерский».
Написав это, я сложил листок и «историческую» контрольную вместе, сбросил в рюкзак все письменные принадлежности и, похлопав по плечу ошалевшего Борьку, встал. Спокойно подошел к столу, небрежно метнул на него свой судьбоносный ультиматум и направился к двери.
— Э-э-э! — очнулась историчка. — Ты куда?
— Вы мне? — спросил я с наглой любезностью, уверенный, что ни имени, ни фамилии моей она не вспомнит.
— Да! Тебе! Урок еще не окончен!
Тут она подскочила к столу и, нахмурив брови, стала расшифровывать мои каракули.
— Меше…Меще…
Это было последнее, что я услышал, выскакивая в коридор.
Когда я вернулся домой, то увидел на вешалке куртку Стояна. Тогда я бесшумно в одних носках добрался до гостиной — никого. Приоткрыл дверь кабинета — ну да, отсыпается перед дежурством на отцовском диване. Как
всегда на спине, и руки за головой замком. Ну, кто так спит?! Только он. Впрочем, он уже не спал. Приоткрыл хитро один глаз.
— А…отличник. Что рано?
— По тебе соскучился.
— Ладно. Хамство прощаю, потому что «выспамшись». К тому же хоть раз за месяц вместе пообедаем. Я та-а-а-кой борщ сотворил!
Минут через 10 он уже звал меня на кухню, где на столе исходил свекольным ароматом густо-красный южно-украинский борщ.
— Ну, и чего смурый? Нужны миротворческие силы под моим предводительством? Или отца дождешься?
Я поднял на него слезящиеся от чеснока глаза и ничего не ответил.
— Ну-ну! — только и сказал доктор Дагмаров, сберегающий нервные клетки накануне ночного дежурства.
Перед самым уходом Стоян, уже в пальто, заглянул ко мне в комнату. И тут, как назло, у меня из рюкзака вместе с учебником Мордковича выпал журнал «Семь дней» с лисьей мордочкой Амалии Модвиновой на обложке. И Стоян, и я молча уставились на него. Он — с удивлением, я — с досадой.
— Ты тратишь свои скудные средства на журналы с такими женщинами? — деланным фальцетом спросил Стоян после небольшой паузы.
— Какими еще женщинами! Это же программа телевизионная!
Это была полуправда, потому что журнал я купил именно для того, чтобы сравнить, действительно ли наша Вероника похожа на Алискину Мордвинову. Не верилось мне что-то.
От злости на историчку и на себя за то, что так глупо попался, я смахнул журнал со стола на пол. Мучитель мой поднял его, аккуратно разгладил и стал, цокая языком, разглядывать эту самую Мордвинову от макушки до открытого пупка.
— Кстати, жаль, что ты не читал «Кола Брюньон». Мне кажется, она вылитая Ласочка. Ей бы не листики в кудри, а вишенки в губки. Впрочем, вашему поколению такие сравнения недоступны. Вы же выбрали «Колу-Коку».
Так если журнальчик тебе не нужен, может, дашь поразвлечься на дежурстве?
Скрипнув (про себя) зубами, я, разумеется, согласился. Мне, конечно, очень хотелось самому рассмотреть портрет внимательней, но с доктором Дагмаровым приходится держать ухо востро.
Не успел я, как всегда, проводить Стояна до лифта и вернуться в прихожую, как раздался телефонный звонок.
— Квартира Мещерских?
— Да.
— Это Вы, Юрий? Я бы хотела поговорить с Вашим отцом.
— Отца нет дома.
— Тогда передайте ему мою просьбу.
— Он в Риге на симпозиуме.
Пауза.
— А с кем из взрослых Вы живете?
— Ни с кем…не живу, — с мерзким подтекстом вдруг выпалил я и положил трубку первым.
Спалось мне неважно.
На следующий день наша классная вытащила меня в коридор прямо с алгебры.
— Мещерский! Ты перешел все границы! Герой такой! Вызов учительнице бросил и ушел с городской контрольной! Нашел чем ее попрекать! Уроки немые! А если никаких не будет — лучше? Если вместо годовых отметок прочерки? А? Ты бы спасибо сказал Веронике Валерьевне, что она из своего лицея к нам мотается, пока мы преподавателя постоянного ищем. Бесплатно, между прочим. Понимаешь теперь, что должен сделать?
— Нет.
— Извиниться, Юра! Из-ви-нить-ся!
— Я извиняться не буду.
— Очень жаль. Очень жаль.
Помолчали. Она — с надеждой, я — с мрачной решимостью.
— Рабочий телефон Стояна Борисовича не изменился?
— Изменился, но я его на память не помню. (Что было сущей правдой).
— Что ж, сегодня директора нет, а завтра отправишься к нему на беседу. Не хватало еще, чтобы из-за твоих фокусов мы опять лишились преподавателя истории! А до этого на глаза мне не показывайся!
Я пожал плечами, вышел на лестничную площадку и, оглядевшись по сторонам, рванул вверх. Там на последнем пятом этаже в угловой комнате была «сокровищница» нашего завхоза — «однорукого пирата» Якова Сергеевича. В ней он хранил бесповоротно покалеченную мебель, терпеливо дожидаясь, когда сможет наступить собственной жабе на горло и составить акт о списании этих дров. Правда, там и полезное что-то хранилось: банки с краской, бумажный мешок с мелом, гвозди и шурупы в жестяных банках из-под карамели Чупа-Чупс и всякая другая полезная дребедень.
И вот в этой комнате выгорожена была коробками узенькая такая келейка, вход в которую прикрывала истертая географическая карта Австралии с красными червяками знаменитых атоллов Барьерного рифа. И обитал в ней мой добрый друг «Айболит» со своим приятелем Серым Мышом.
А свела нас судьба шесть лет назад.
Были последние дни учебного года. Я оканчивал первый класс и в этот день пришел в школу один, потому что Борька заболел
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!