Хозяйка книжного магазина - Наталья Солнцева

— Муж спит. Ты чего приехал-то?

— Тебе Яна кем приходится? — спросил Хромов.

Настя склонила голову набок, поправила волосы.

— Мама Яны была двоюродной сестрой… мужа моей тетки, кажется. Очень дальняя родня. А что?

— Тетка и ее муж живы?

— Оба покойники… давненько уже. Мы у Вербицких обычно останавливались, когда в Москву приезжали, а после… как мама Яны умерла, перестали.

— Почему?

— Яна странная… мы с ней близко не сошлись, и вообще, некогда разъезжать стало. Я родила, Колька запил… ссоры пошли чуть не до драки. Его с работы выгнали, ребенка кормить нечем, одевать не во что. Хорошо, родители помогали. Уговорила мужа закодироваться, он послушался… два года водки в рот не брал, а потом опять сорвался. Всё дружки его проклятые! Из одного запоя пускался в другой, пока мое терпение не лопнуло…

Настя изливала свое горе, а Хромов ждал удобного момента сообщить печальную новость. Не дождавшись, он просто сказал:

— Яна умерла.

Драгина словно наткнулась на невидимую преграду, замолчала и уставилась на гостя.

— Ты не знала?

Она не сразу сообразила, о чем идет речь.

— Господи! Да ты что? Как это случилось?

— Когда ты видела ее в последний раз? — спросил Валерий.

— Я? Ну… сейчас и не припомню. Года два назад, наверное. Она приезжала сюда, в Рыбное! Тогда еще была жива бабуля. Осень была поздняя, теплая. Мы на лодке катались, рыбу ловили, уху варили ночью… на берегу. Ужас какой! Бедная Яна. Что ж нам о похоронах не сообщили?

— Так получилось. А зачем она приезжала? К кому?

Настя развела руками. Валерий обратил внимание, как они загрубели от работы, от возни в холодной воде. Деревня не город, здешние «удобства» не в доме, во дворе.

— Яна была на себя не похожа, — сказала вдруг Драгина. — Бродила по берегу часами одна, гуляла… думала о чем-то. Может, она чувствовала, что жить ей осталось недолго? А? Ночами не спала, шепталась с бабулей. У той бессонница, она и рада болтать до утра.

— О чем они говорили?

— Не знаю… о разном, наверное. О родственниках, о жизни. У Яны с моей бабушкой было много общего: в детстве она часто приезжала на лето в Рыбное — ходила купаться на Волгу, по вечерам плела кружева, вышивала. Бабушка Лукерья ее учила. В горнице стоял здоровенный сундук, набитый всякой всячиной, от клубков ниток до каких-то выцветших шалей, наволочек, старых пожелтелых вышивок и прочего хлама. Раньше было принято, чтобы девушка до венца готовила себе приданое — сорочки, постельное белье, полотенца, скатерти, — вот бабуля и старалась. Потом в сундуке хранили отслужившие свой век вещи. Мы его так и называли — «сундук с приданым».

— Никогда не видел Яну за вышивкой или вязанием, — удивился Хромов. — Она этого терпеть не могла.

— С возрастом все меняется. Разве я думала когда-то, что перееду в этот дом, стану скотину держать, продавать творог да молоко, белье полоскать на берегу, с мостков? — вздохнула Драгина. — А Яна, наверное, тосковала по прошлому. Она в тот последний приезд вместе с бабушкой Лукерьей перебирала вещи из сундука, даже прослезилась… украдкой, чтобы не заметил никто. Кое-что из вышивок даже взяла на память.

Валерий вспомнил — действительно, среди вещей Яны в шкафу валялось несколько измятых старых лоскутов с вышивкой. Он хотел выбросить их, но руки не дошли.

«Выходит, я ее совсем не знал, — в который уж раз подумалось Хромову. — Самое сокровенное она таила в себе, никому не открывала. Так и унесла с собой в могилу».

Настя разговорилась, она охотно отвечала на вопросы, но ничего существенного Валерий от нее не добился. Оказывается, Яна не откровенничала ни с кем, кроме бабули, а та отошла в мир иной.

— Что ты у меня все выпытываешь? — удивилась наконец Драгина. — Ты ведь муж Яны!

— Мы разошлись пять лет назад.

— А-а… значит, тебя мучает чувство вины. Со мной тоже такое было после смерти бабушки. Пройдет.

Напоследок Хромов попросил показать «сундук с приданым» — вдруг старые вещи помогут ему понять внутренний мир покойной жены? Но и это не принесло пользы. После смерти Лукерьи сундук вынесли из дома и сложили туда все ненужное старье. В холодном, затянутом паутиной сарае Валерий долго стоял, согнувшись, брал в руки и откладывал поломанные детали прялки, покрытые цвелью старые полотенца, неоконченные вышивки, остатки кружев, коклюшки, соломенных кукол, деревянные и глиняные детские игрушки, свистульки, самоварную трубу, ржавые дверные крючки, почерневший железный утюг — жалкие останки забытого прошлого.

Из деревни Валерий возвращался окончательно сбитый с толку. Оказывается, Яна приезжала в Рыбное, следовательно, побывала и в Старице, а к нему даже не заглянула. Интересно, что ее привело к родственникам, о которых она никогда не вспоминала? По крайней мере, при муже. Неужели предчувствие смерти? Она как бы прощалась с детством и всем, что довелось пережить…

Москва

Стас Киселев провел самые ужасные день и ночь в своей жизни, не расставаясь с бутылкой водки. Алкоголь притуплял мысли и ощущения, но не спасал от них. Стоило молодому человеку чуть протрезветь, как возвращался густой, вязкий страх, лишая здравого смысла и воли.

Разумеется, Стас, как и все, почитывал криминальные истории, смотрел фильмы ужасов, имел представление о черной и белой магии, разных там вампирах, падших ангелах и прочих представителях «темных сил», однако наряду с этим знанием всегда присутствовала отстраненность. Жуткие вещи происходят где-то и с кем-то, они не могут коснуться Стаса, его близких и знакомых. Они вообще, по большому счету, продукт вымысла, а если в них и есть реальная подоплека, то она имеет вполне разумное объяснение. Стас всегда ясно понимал, что в его жизни — тем более лично с ним — такого случиться не может.

Что же вышло на самом деле? Безобидное развлечение обернулось настоящим кошмаром, в который Киселев до конца все же не верил. При этом неверии страх его не убывал, а прибывал, грозя серьезным нервным расстройством. Только теперь Стас посочувствовал Веронике, осознал, что заставило ее уволиться с работы, закрыться в комнате, сидеть там безвылазно, теряя сон и остатки самообладания. Видимо, женщинам присуще более обостренное чувство опасности.

«Но это не спасло ее! — в отчаянии думал Стас. — Не спасло! Смерть нашла Веронику, преодолела все преграды и настигла свою жертву, неумолимая, как приговор. Если приговор суда человеческого еще можно оспорить и отсрочить, то приговор иного рода, вершащийся вне привычных условий, ни оспорить, ни отсрочить невозможно».

Тогда, в «Молохе», Киселев и девушки запаниковали, но потом немного развеялись, вернулись к обычным будням, и происшествие, испугавшее их, стало казаться забавной страшилкой, будоражащим нервы приключением. Исчезновение Марины положило конец относительному спокойствию. Но даже после этого Стасу удавалось справиться с приступами ужаса, от которого кровь леденела в жилах.