Упасть еще выше - Екатерина Островская

– Вы же знаете, что сейчас мне будет сложно. Мне заказано несколько книг, а потом проблемы в семье, о чем вспоминать не хочется, но думать приходится постоянно.

– Все образуется. Кстати, о книгах. Ту, что я подарил, прочитайте внимательно, вдруг поможет в работе.

– Вряд ли. В этой книге Нина Николаевна пытается доказать, будто мораль – это установки, которые передают предшествующие поколения своим потомкам, основываясь на собственных комплексах, религиозных запретах и фобиях. Религия, соответственно, тоже проявление тех же страхов, главным из которых является страх смерти. Никто не может доказать существование Бога, однако все как мантру, повторяют заповеди: того нельзя, этого.

– Я, кстати, знаю, что их десять, а если перечислять все подряд, то не припомню.

– Не убий, не укради, – подсказала Инна Сергеевна, – не возжелай жену ближнего… – Она замолчала и добавила негромко: – Чти отца своего… кажется.

– Вот это правильная заповедь! – одобрил вице-губернатор. – Если, конечно, понимать под отцом нечто более широкое. Ведь хороший командир в армии – он ведь солдатам как отец. И чиновник высокого ранга если не будет так же по-отечески ко всем относиться, то грош ему цена…

В столовую вернулась домработница и стала убирать пустые тарелки.

– Паша, – обратился к ней Кондаков, – ты заповеди знаешь?

– Что день субботний, – ответила она, продолжая заниматься своим делом, – шесть дней работай, а седьмой отдыхай.

– Лихо ты! – восхитился Виктор Васильевич и засмеялся. – Я твой намек понял: завтра суббота, и ты хочешь отдохнуть.

– Не мешало бы, – ответила домработница и посмотрела почему-то на Лену.

И только сейчас Зворыкина вспомнила, что прошла неделя с того дня, как задержали Колю. Прошла неделя – страшная и горькая, не принесшая ничего, кроме горя и мрачных мыслей. Неделя, в течение которой не было ничего хорошего. Погибла Рита Ковальчук, а за что ее убили, не ясно до сих пор. Завтра суббота, и завтра будут хоронить Риту.

Отпевание и похороны прошли быстро. Священник как будто куда-то спешил. А потом и могилу закопали очень быстро. Все происходило в такой спешке, что могло показаться, Ковальчук никому на этом свете ни живая, ни мертвая не нужна. Лена поддерживала за руку мать Ковальчук – предпенсионного возраста женщину, которая постоянно утирала платком слезы и что-то шептала. Иногда до Лены доносились слова, а иногда целые фразы. Мать Риты повторяла разборчиво только одно:

– Господи, за что мне все это? За что?..

Когда шли с кладбища, женщина подергала Лену за рукав, призывая остановиться и пропустить тех немногих, кто пришел проститься с ее дочкой.

– Вот так родишь, кормишь, воспитываешь, последнее от себя отрываешь, надеешься, что и она тебя в старости не бросит… А вон оно как получается – ни жизни теперь, ни денег…

На кладбище пришли не больше десятка коллег, а ехать на квартиру к Рите поминать никто не собрался: суббота, лето, дачный сезон. Только Рейнгольд да Зворыкина туда отправились, чтобы не бросать пожилую женщину в одиночестве.

В квартирке Ковальчук их ждал накрытый стол и две соседки, которые не смогли или не захотели ехать на кладбище. Каждой было около шестидесяти, и вряд ли Рита с ними общалась – скорее всего, не здоровалась даже, пробегая мимо. Соседки, правда, стали нахваливать усопшую, говорить, что очень Риту уважали, помогали ей, чем могли, потому что она была немного безалаберной. Мать Риты кивала, соглашаясь со всем. Очень скоро Рейнгольд стал посматривать на часы и подавать знаки Лене, намекая на то, что если и она не собирается задерживаться, то лучше уйти вместе. Он даже поднялся и начал объяснять, что выходные – единственное время, когда он может навестить внука.

– Вы счастливый, – вздохнула мать Ковальчук, – а у меня нет внуков и теперь уж никогда не будет…

Зворыкина удивленно посмотрела на Дмитрия Натановича: ни о каком его внуке она прежде не слышала.

– От первого брака у меня дочь, – объяснил он, – а у нее – сын пяти лет. Дочь меня терпеть не может, но от моих денег не отказывается и с внуком встречаться не запрещает. Так что….

Лена хотела уйти вместе с ним, чего соседки ожидали давно, но убитая горем мать вцепилась в ее руку.

– Останься, деточка! Я хоть поговорю с тобой о Риточке своей убитой. Расскажу тебе, как она маленькая была, как потом образования высокого захотела…

Но говорила она немного, больше спрашивала, заставила Лену рассказать то, что она знала об обстоятельствах убийства, интересовалась, был ли у дочки мужчина, потому что на кладбище никто не пришел. Вспомнила, что Рита как-то сообщила ей, что живет с известным профессором и собирается за него замуж.

– И где теперь этот профессор чертов? – вздохнула она.

Кадилова на кладбище не было, а потому Лена вполне искренне пожала плечами.

– А почему она с профессором? – спросила одна из соседок. – С профессором она здесь не жила. Мы старика ни разу тут не видели. Приезжал к ней несколько раз солидный мужчина, но мы культурные люди, спрашивать, зачем он сюда ходит и чем они тут занимаются, не стали.

– Ой, – вспомнила мать Ковальчук, – был же у нее мальчик хороший! Ленчиком звали. Она тогда в восьмом училась, а он в одиннадцатом. Потом он, как школу закончил, в армию пошел, и отправили в Чечню, а Ритка, значит, учиться укатила. Ленчик из Чечни раненый пришел, сначала в больницах лежал, потом дома. В голову ему попали, видать. Ходил по улицам, никого не узнавал. А потом пришел ко мне и спрашивает Риту. Так она уже тогда институт как раз закончила. Я ему сказала, что Рита врачом работает, так он сразу сообразил и говорит, что пойдет ее в больницу искать. Потом заходил еще несколько раз. В последний – вот как мне сюда ехать… В костюме, чистенький такой, видно, на работу устроился. Опять Риту спросил. Я, конечно, в слезы. Объяснила, что Риточку убили. Он как будто не понял. Головой покивал и попросил меня разузнать, кто это сделал, потому что он приедет и отомстит. А если я не разузнаю, то он все равно приедет и будет мстить всем, кто ее не смог уберечь. Любит он ее – сразу видно. А что говорить теперь Ленчику?..

– Скажите, что убийц нашли и в тюрьму посадили.

– А вы квартиру эту будете продавать? – спросила одна из соседок.

Вторая тоже напряглась.

– Продавать? – переспросила старшая Ковальчук – видно, подобная мысль не приходила ей в голову.

– Ну да, – подхватила вторая соседка, – тысяч пятьдесят долларов за такую квартирку отвалят. Не хоромы, конечно, но все же…

Они переглянулись, а потом уставились на Лену, которая им явно мешала.

– Пятьдесят тысяч? – не поверила мать Риты. – Так кто же даст такие деньжищи?

– Да мы найдем покупателя, вы нам только доверенность оставьте, и мы все сами сделаем, а потом вам деньги по почте отправим.