Пленница французского маркиза - Лариса Шкатула

- А зачем мне делать это теперь, когда вы почти принадлежите другому?.. И вообще, решайте наконец, нужны вам письма вашего деда или нет?

Воронцов был прав: прежде он и в самом деле никогда не давал повода усомниться в его благородстве. Не заходить с ним в ресторацию, вернуться домой? Но зачем-то же она сюда ехала.

Соня набрала побольше воздуха и стала подниматься по ступенькам. Воронцов забежал вперед и услужливо распахнул перед нею дверь.

Внутри заведения было чисто и достойно. Подтянутый вышколенный ресторатор лично проводил молодую пару в отдельный кабинет - Воронцов оказался прав, никто из посторонних их не увидел.

Кабинет тоже не походил на нарисованный ею в воображении бордель. Правда, каков он, Соня знала лишь со слов брата Николая, который однажды, будучи в сильнейшем подпитии, разоткровенничался с нею.

Этот же был отделан в скромных неброских тонах, но стены обиты достаточно дорогой тканью, чтобы предположить: здесь бывают люди с определенным достатком и которые обладают определенным вкусом. Этим требованиям заведение старалось соответствовать.

Появившийся перед ними ресторанный слуга стал расставлять на столе легкую закуску.

- Догадываюсь, что вино вы пить откажетесь, - улыбнулся Воронцов.

- Вы правы, - коротко ответила Соня; она не хотела поддерживать его фривольный тон, потому что вовсе не собиралась делать вид, будто в отношениях между ними ничего не переменилось.

Раньше их, наверное, можно было бы считать приятелями, но теперь... Теперь Соня была невестой другого человека, и она не хотела бросить даже малейшую тень на отношения между ею и женихом. В глубине души она по-настоящему боялась любого пустяка или намека, который мог бы омрачить её любовь. Их с Леонидом любовь.

- Э, да вы и вправду увязли в этой сладкой паутине!

- В какой паутине? - Соня, оказывается, успела так глубоко уйти в свои мысли, что забыла и о графе, и о цели своей с ним встречи.

- В паутине любовной страсти, - усмехнулся он.

- Наверное, мне не стоило сюда приходить! - вмиг рассердилась Соня, порываясь уйти.

Граф Воронцов без слов вынул из кармана своего камзола два листка явно письмо - и положил их на край стола.

- Могу даже разрешить вам прочитать это письмо.

- С каким условием? - настороженно осведомилась Соня.

- С условием, что вы перестанете вскакивать из-за стола по всякому поводу и разыгрывать из себя оскорбленную добродетель.

Княжна заставила себя сесть. Ничего она из себя не разыгрывала. Она и в самом деле считала речи графа фривольными. Так что ей оставалось лишь напоминать себе: ведь зачем-то же она согласилась на встречу с Воронцовым. Теперь, наверное, не стоит обращать внимание на его дерзкие шутки - в конце концов, он всегда был грубияном, хотя обычно старался вывести её из себя так, чтобы никто о том не догадался, даже Мария Владиславна, которая считала Дмитрия Алексеевича человеком воспитанным и деликатным.

Недаром Соня звала его про себя "двуликим Янусом".

Княжна взяла в руки письмо. Теперь она могла прочесть его с самого начала. Послание адресовалось во Францию некоему Антуану де Баррасу, виконту, с которым дед откуда-то был близко знаком. Судя по всему, приятели даже имели некое общее дело - письмо состояло сплошь из недомолвок, очевидно, понятных обеим сторонам.

"...Твою посылку я получил. Результат блестящий. Можно без ложной скромности сказать, дорогой Антуан, что теперь мы богаты. Да что там, просто богаты. Сказочно богаты! Отрадно сознавать, что деньги, и немалые! я поставил на карту благосостояние своей семьи - потрачены не зря..."

Так вот куда делись деньги князя Еремея Астахова! Он вложил их в производство золота.

"... Думаю, в ближайший месяц я смогу или приехать сам, или прислать своего доверенного человека - взять свою половину, о которой ты сообщаешь. Мне как раз в скором времени понадобятся некоторые средства..."

- Я забыл сказать, - Воронцов улыбался, пожалуй, излишне доброжелательно, - что указанный в письме Антуан письмо князя Астахова не получил.

- Почему? - пересохшим от волнения голосом спросила Соня.

- Выпейте, - граф подвинул ей бокал с лимонадом, который Соня с жадностью выпила. - Какой-то странный у него привкус.

- Отвечу вначале на ваш первый вопрос, - слегка улыбнулся Воронцов. Мой дядя служил в те времена в канцелярии императора Петра и перлюстрировал29 переписку с иностранцами лиц, приближенных ко двору. Это письмо, увы, к адресату не попало. Вначале дядя задержал его в государственных интересах, а потом умер и сам адресат...

- Но почему это письмо оказалось у вас? - спросила Соня, с удивлением прислушиваясь к собственному голосу: он отчего-то стал странно хриплым, а язык с трудом ворочался во рту.

- Погодите, я ещё не ответил на ваш вопрос насчет вкуса лимонада, - со смехом сказал Воронцов. - наверное, я бросил в него слишком много снотворного.

Соня хотела вскочить, позвать на помощь, но смогла лишь взяться за край стола и упала бы лицом на стол, если бы Воронцов предусмотрительно её не поддержал. Последнее, что она услышала, был удивленный голос ресторанного слуги:

- Прикажете донести госпожу до кареты.

- Конечно, дурак, не мне же её нести! Что подумают люди...

А потом она уже ничего не слышала и не чувствовала.

Пришла в себя Соня в какой-то странной комнате, которую никогда прежде не видела. Не то, чтобы она была какой-то грязной каморкой или берлогой, она не походила на обычные комнаты тем, что... у неё не было окон! Вернее, лежа в чужой постели, Соня не сразу сообразила, что свет падает в неё с потолка, похожего на эркер - круглый, стеклянный с легким цветным витражом, изображающим осенние листья и странные ветви какого-то багряного цвета.

Стены, обитые бордово-красным гобеленом, кровать, закрытая ширмой таких же тонов. Правда, постельное белье оказалось тонким и явно дорогим, а ночная сорочка на княжне была отделана кружевами, с низким вырезом, в котором виднелась её грудь.

Соня попыталась встать, но странная слабость тела, впервые не слушавшегося свою хозяйку, позволила ей лишь приподнять руку, чтобы её тут же бессильно уронить.

Где она? Как сюда попала? Соня наморщила лоб, попытавшись что-нибудь вспомнить. В памяти вертелись странные образы. Казалось, она видит Леонида, стоявшего в ногах этой самой кровати почему-то вместе с графом Воронцовым.

Причем видела она мужчин сквозь полуприкрытые веки, неотчетливо, глаза ей открыть никак не удавалось.

Голоса их тоже звучали неотчетливо, и Соня не могла бы поклясться, что действительно слышала этот разговор;

- Негодяй, как она к вам попала? - голос Леонида.

И насмешливо-безмятежный - Воронцова.