Реквием Сальери - Надежда и Николай Зорины

Но почему ничего подобного не произошло с Полиной Лавровой? Я вспомнил, как списывался с ее врачом. Он с готовностью пошел на контакт – ее случай и для него был из области необъяснимых загадок. Способности она приобрела сразу после того, как вышла из комы, но они у нее сохранились до сих пор. Приобрела способности, но потеряла зрение. Снимок ее головного мозга показывал картину совершенно мистическую – слепота Лавровой, если судить по МРТ, не объяснялась той травмой, которую она получила во время аварии. Ее слепота была вызвана амаврозом Лебера, врожденным генетическим заболеванием, которое, однако, появилось у нее после аварии. Ее врач не смог объяснить сей феномен. Точно так же как я вначале не мог объяснить постинсультных рубцов у Васильева. Потому что все эти поражения не физиологического происхождения. Картина заболеваний моих пациентов полностью соответствовала картине их медиумов. Таким образом, двусторонняя связь все-таки существует и осуществляется, но иначе, чем я предполагал.

Я поднялся, прошелся по комнате – ночь начала бледнеть. Мне нужен был перерыв. Не потому что устал, а потому что подошел к краю пропасти. Прежде чем я туда брошусь, нужно хотя бы перевести дыхание.

Боже мой, каким же я был самонадеянным идиотом! Вступил в такую область, в какую вступать не должен ни один человек. И при этом был непозволительно доверчив. Я позволил Соломонову уговорить себя испытать недоработанный препарат на пациентах его отделения. Вначале все шло хорошо, и я перестал контролировать Виталия, и не только потому, что доверял ему безусловно, а еще и потому – и это главное, что не хотел отвлекаться от своей основной работы. Моя новая методика предполагала полное излечение любой болезни мозга. А по существу, я подошел к главной человеческой мечте – возможности бессмертия. Я полагал, что при «перезагрузке» мозга и воздействии на глубинные слои, происходит полное его обновление. Пациенту, страдающему, к примеру, эпилепсией, вводят препарат, вызывающий остановку сердца. Потом его реанимируют, но не раньше, чем через семь минут, и вводят препарат – близкий по составу к неовитацеребрину, воздействуя непосредственно на участок, находящийся в глубинном слое головного мозга. Вокруг клеток при длительном кислородном голодании образуется защитная оболочка. Но когда пациента реанимируют и «заставляют» клетки снова работать, они начинают делиться с непостижимой скоростью, вытесняя старые. Таким образом, происходит полное обновление ткани.

Да, к такому открытию я подошел. И готов был дать весь расклад Соломонову и, конечно, опять позволил бы ему себя уговорить испытать этот метод на пациентах, если бы мне не попался некролог Крымову. Совершенно случайно. Или исключительно неслучайно? До этого я рассматривал мозг как материальный объект. Ошибка! Заблуждение дилетанта, возомнившего себя чуть ли не Богом. Материя вторична – вот в чем суть. Жизнь клеток – лишь видимый глазу процесс. Материальному глазу. Физиолог, каким я являлся до этого момента, – лишь глупый ребенок, играющий жесткими дисками вместо кубиков, неграмотный человек, который в строчках текста видит лишь узор. Или… нет, не могу найти подходящего примера! Мозг – это карта, книга, программа жизни. Болезни, способности, особенности личности уже заложены в эту программу изначально, но проявляются постепенно в течение всей жизни. Клетки мозга – лишь символы, знаки, буквы, при помощи которых составлена эта карта. Физиолог обязан быть мистиком.

Пациенты Соломонова и их медиумы гибли. Потому что одни повторяли путь других, а другие не могли уже жить без ярких ощущений, которые испытали в коме. Но это лишь поверхностное объяснение. А по существу, получалось дублирование программ, частичное смешение душ. Да, как атеист и прагматик, я не принял во внимание, что существует душа. Но чем иначе объяснить происходящее? Помимо мозга есть и душа. А две души с одинаковыми программами жить не могут, и потому самоликвидируются. Но в этом случае происходила лишь материальная гибель. А при перезагрузке мозга произошло бы полное стирание карты, программы жизни, и это привело бы к гибели души.

Но Полина… Не опровергает ли ее случай эти ужасные выводы? Может, у моей методики есть надежда на возрождение? Ведь с Полиной Лавровой ничего подобного не произошло. С тех пор как она вышла из комы и обрела свой дар, прошло достаточно много времени. Может, в мое исследование вкралась какая-то ошибка и ее можно исправить? Нужно просто встретиться с Полиной, изучить ее случай со всех сторон. Где-то был ее адрес, в какой-то газете. Нет, не в газете, я видел в Интернете сайт ее детективного агентства. Нужно ей написать…

Ничего не получится! Бессмысленно. Полинин случай совсем другой. Никакого неовитацеребрина ей не вводили, никакого вмешательства в ее карту жизни не было. А то, что она выжила и выздоровела после длительного кислородного голодания, объясняется, видимо, тем, что в программу ее жизни все это было уже внесено. В определенное время она и должна была попасть в эту аварию, для того чтобы «встретиться» с той душой, которая передала ей свой дар. Никакого насильственного вмешательства, все произошло «по плану». Очевидно, ей был передан не только этот дар ясновиденья, но и слепота. А может быть, такое ясновиденье и возможно лишь при слепоте физической?

Нет, с Полиной встречаться не имеет смысла. Но что же тогда делать?

Прекратить работу, уничтожить все данные, купить лыжи и сбежать в Синие горы. Вместе с Ингой.

Не выйдет – все это уже было. Было напускное веселье, когда мы с Ингой ехали в такси. Был ресторан, где печальный юбиляр, композитор Покровский, пьяно покачивался в танце под «Реквием» Сальери. Был шумный аэровокзал, была попытка все изменить, просто забыть и начать жизнь заново. Я помню, так отчетливо помню, как все это было. Я помню даже фильм, который мы смотрели в аэропорту. Его герои были похожи на нас, они тоже только что избежали смертельной опасности и думали, что счастье их никто не в силах больше разрушить. Но фильм вдруг прервался экстренным выпуском новостей – и наша надежда разбилась. В новостях передали, что на мэра города Светлый Великсара было совершено покушение, что он жив, но находится в тяжелом состоянии, что его госпитализировали в восьмую городскую больницу. В отделение Соломонова. Показали и Виталия. Он рассказывал о состоянии Великсара, а мне казалось, что с экрана телевизора он смотрит прямо на меня и усмехается. Точно так же как в наш последний разговор, когда мы разругались в пух и прах, а я отказался дальше работать. Соломонов тогда объяснил, что давно ждал от меня подобного выступления и подготовился, организовал компромат, и теперь я у него на крючке. С Великсаром они были в приятельских отношениях, кажется, еще со школьных времен. А я Великсара на дух не переносил. Продажная сволочь, урод от политики. Однажды я все это ему высказал – мы втроем, я, Великсар и Виталий, пили коньяк в кабинете у Соломонова. Разгорелся безобразный скандал, я ударил мэра бутылкой по голове, набежала охрана, вызвали милицию, составили протокол, меня увезли в отделение. На следующий день Виталий уговорил приятеля дело замять. Но протокол остался у мэра. Непонятно почему, но Великсар тогда меня всерьез испугался, этот протокол поместил в конверт с надписью: «Вскрыть в случае моей смерти» и отдал кому-то на сохранение.