От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

Постепенно вся молодежь, а за ними и старшие офицеры, перешли от карт в танцевальный зал, танцы привились, число гостей все прибывало, и, наконец, к нам стали приезжать и из других городов – Петрокова и Ивангорода, танцевало до 80 пар, нашлись хорошие дирижеры.

Ежегодно в Собрании устраивалась елка и встреча Нового года. Елка устраивалась на третий день Рождества, за деревом ездил фельдфебель нестроевой роты, которой сам выбирал дерево, соответствовавшее вышине зала, правильной формы и, уплатив за него леснику, сам спиливал и привозил в собрание. В украшении елки принимали участие не только офицеры, но и дамы.

Украшения и подарки из года в год выписывались из Петербурга со склада игрушек Дойникова. Фирма Дойникова удивительно внимательно и добросовестно относилась к нашему заказу. За цену на круг один рубль за каждую игрушку она подбирала все виды для мальчиков и для девочек, и такого качества, что в отдельности нельзя было приобрести у них же подобные за двойную и даже тройную цену. Мало того, в виде презента от себя присылали весь заказ поездом большой скорости. Подарки получали все дети до четырнадцатилетнего возраста. По окончании празднества елку валили на пол и отдавали детям на разгромление.

Встреча Нового года начиналась с официального торжества. Все собирались в большом зале, подавалось шампанское, и когда часы били полночь, начальник гарнизона, поздравив всех с Новым годом, провозглашал здравие государю императору и прочие официальные тосты, затем вносились столы и все садились ужинать. После ужина общая мазурка, и в два часа под звуки марша расходились по домам.

Наладились также беседы и сообщения. Только одно зло трудно поддавалось искоренению. В полку издавна привились азартные игры, особенно среди старших офицеров, и именно таких, которые в остальном были в числе лучших, составляли как бы его ядро. Потихоньку играли даже и в полковом собрании, но уличить было трудно.

Долго я не решался затронуть карточный вопрос и поднял его лишь тогда, когда почувствовал, что уже овладел офицерами и могу с них все потребовать. Первый раз официально поднял его после одного из тактических занятий с руководителями, имен не называл, но все отлично знали, о ком говорю:

– Офицеры не дети, и потому я им не могу запретить игру в азартные игры, но как командир полка категорически воспрещаю азартную игру старших офицеров с младшими, особенно с подчиненными, и, если подобные случаи будут повторяться, буду вынужден предложить виновным оставить полк и отмечу это в аттестации.

На общем же собрании офицеров взял с них слово, что в полковом собрании азартной игры больше не будет. Офицеры дали слово и сдержали его.

Наступил май 1896 года, и 14 мая должно было состояться коронование государя императора Николая Александровича и императрицы Александры Федоровны. По случаю этого радостного торжества государю было угодно повелеть дать всем войскам трехдневный праздник.

Когда об этом было объявлено, все батальонные и ротные командиры пришли прямо в ужас и обратились ко мне с вопросом: как быть, какие принять меры, чтобы не произошло каких-либо излишеств, что уже в обычные праздники, особенно Рождества и Пасхи, бывает трудно сдерживать людей, а тут можно будет всего ожидать?

Такой мрачный взгляд меня крайне удивил, такое недоверие к людям и к самим себе!

– Неужели же, господа, мы являемся полком штрафованых, необузданных людей? Я этого совершенно не допускаю, во всяком случае, воля государя должна быть исполнена. Государь повелел дать людям трехдневный праздник, и они его получат, а какие принять меры ввиду ваших опасений, я сам укажу. Вас же прошу обсудить программу праздника и гуляния, которые мы предложим людям на второй день.

На следующее же утро я подъехал к помещению 1-го батальона и приказал дневальному у ворот, что командир полка требует к себе всех людей, выходить в чем есть. Поздоровавшись с людьми, объявил им о предстоящем короновании Их Величеств и спросил:

– Может ли кто из вас объяснить, почему наш царь называется помазанником Божиим?

Оказалось, что многие это разумели.

– Раз вы это понимаете, то понимаете, какой это радостный и великий праздник на всей Руси. Царь повелел дать вам трехдневный праздник, и вы его полностью получите. Не будет занятий, не будет перекличек, только, как вы сами понимаете, караульного наряда не могу отменить и списки наряженных в караул будут объявляться накануне. В остальном гуляйте как хотите, но тут же беру с вас слово, что нигде не осрамите Могилевского имени, нигде не допустите бесчинства, никого не обидите и будете друг за другом смотреть. На второй же день приглашаю всех вас на полковое гуляние на плацу.

То же самое объявил и в остальных батальонах.

Впечатление от такого моего распоряжения получилось ошеломляющее; большинство офицеров было уверено, что праздники у нас кончатся каким-нибудь большим скандалом. Только единичные: Чижов, Горелов, Галле, Соколов и Никитин (Басик, как его звали в полку) понимали меня и с особым рвением принялись за приготовление обещанного гуляния. Их рвение заразило и других, и ко дню гуляния плац был убран и разукрашен так, как это могут сделать наши офицеры, когда захотят.

Все три дня прошли благополучно, люди вполне выдержали экзамен. Ни в городе, ни в казармах не было ни одного буйства, ни драк, никто не видал ни одного могилевца в растерзанном виде, и в городе доброе имя полка очень поднялось. Полковое гуляние удалось на славу. Все игры, разученные под руководством поручика Соколова, были пущены в ход, и, руководимые офицерами, люди состязались на призы. Больше всего притягивали те состязания, за которые первым призом были предназначены сапоги.

Шнырявший повсюду мой сын, прибежал ко мне, схватил за руку:

– Пойдем, посмотри как там один танцует.

И действительно, среди обступившей его сплошной стеной толпы, танцевал камаринского молодой солдат. Восхищенные зрители примолкли и только среди вздохов иногда слышалось:

– Ох, пожалей сапоги.

И только когда плясавший в самый разгар присядки, ударив ладонью по земле, стал как вкопанный, раздались шумные одобрения. Сын опять взял меня за руку.

– А теперь пойдем, посмотри за сараями, там сложены уже все, кто не может стоять на ногах.

Как дети веселились молдаване, танцуя под скрипку свою любимую польку. Гуляние продолжалось до полной темноты и завершилось фейерверком.

Отгуляли мы царские дни, а за ними подошли Святая Троица и Духов день. Но тон уже был дан, и эти праздники прошли также благопристойно.

Через несколько дней предстояло выступление в лагерь. Лагерь 7-й дивизии был разбит на арендованном казною участке в шести верстах от города Конева и отстоял от Радома в трех переходах.

Придавая большое значение тому, чтобы офицеры в лагере обязательно довольствовались в офицерской столовой, мы еще заранее прикупили недостающее количество посуды, стекла, столового белья, с тем чтобы все могли садиться за обед одновременно и чтобы кушанья подавались с блюда, как в семье. В лагере я своего стола не держал и всегда обедал и ужинал в полковом собрании. Сначала офицеры были смущены таким моим решением, спрашивали себя, как при командире пить водку и тому подобное. Когда же мы вступили в лагерь и офицеры увидали в столовой чисто накрытые столы, что командир подошел к буфету и, чокаясь с офицерами, выпил водки, все стало просто, и наши обеды проходили всегда очень весело и оживленно. Полк был вообще не из пьющих, особенно среди молодежи были такие, которые совсем не пили водку и даже не курили. Для гостивших же у некоторых офицеров их братьев – кадетов и моего сына, когда я брал его к себе, накрывался в углу столовой отдельный стол, за которым они обедали одновременно с нами.