Осколки ледяной души - Галина Владимировна Романова

Они чертили, рисовали, перечеркивали и медленно продвигались к мысли о том, что все крутится вокруг Верещагина. Вокруг него, может, так оно и есть, только совсем не в том направлении.

Без лишних слов они бросились, обгоняя друг друга, из офиса. Кто-то из рабочих пытался что-то сказать им вслед. Бригадир слесарей Сева несся с какой-то бумагой им наперерез. Какое там!..

Бегом, быстрее, пока не случилось беды. А ведь могла случиться, господи! Почему было не подумать еще и об этом?! Ну почему?! Тут еще Кирюха так некстати оставил ее там одну. Не смог он с ней рядом, видите ли! А кто может-то?! Ему, что ли, легко?!

Степан гнал машину, не разбирая дороги и указателей. Шурочка только испуганно ойкала и закатывала глаза, вцепившись сзади в его подголовник. Кирилл насупленно молчал и время от времени виновато косился на друга.

Степан молчал. Ему было так страшно, что, произнеси он хоть слово, тут же бы выдал себя. А страх его, хоть и молчаливый, оказался очень заразительным. Он осязаемо носился по машине. Плескался в черных бездонных глазах Шурочки, выдергивал из груди Кирилла горестный вздох и заставлял Степана забывать об осторожности, все прибавляя и прибавляя скорость.

Это ведь не Степан гнал сейчас, забыв о стрелке спидометра, будто и не было ее вовсе и не дрожала она сейчас на критической отметке. Это страх гнал. Гнал их всех туда, где, по предположениям умненькой Шурочки, могла произойти беда.

— Степа! Ну Степа же! Ну перестаньте же! Ну нельзя же так!

Шурочка смотрела на него дикими, запавшими от ужаса глазищами, гладила его по голове и говорила, и говорила без конца одно и то же. Наверное, она и сама не понимала, что говорит. Молчать просто боялась. Будто это могло хоть что-то изменить.

Он зажмурился, в сотый раз по счету вспомнив, как ворвались они в незапертый дом. Как бегали по первому этажу, разыскивая Татьяну, и как громко выкрикивали вразнобой ее имя. И как столпились вдруг все вместе у ступенек, ведущих на второй этаж. Остановились и замерли, страшась смотреть друг на друга и еще больше страшась подниматься.

Он пошел наверх. Шурочка с Кириллом остались. Она вдруг, не в силах стоять, опустилась и отчетливо всхлипнула. Степан не стал оглядываться и говорить ей что-то в утешение. Он шел наверх.

Как же тяжел был для него каждый шаг! Кто бы мог подумать, что преодолеть пару лестничных пролетов окажется так трудно…

Еще не доходя до двери в свою спальню, он знал, что случилась беда. Она была там, за этой приоткрытой, раскачивающейся от легкого сквозняка дверью, и была такой же осязаемой, как и его гадкий липкий страх.

Шурочка сказала ему потом, что орал он очень громко и очень ужасно. Повторяла и повторяла, тиская рукав его пиджака ледяными пальцами:

— Степа, вы так орали! Так ужасно орали, что я подумала, будто бы она умерла! Но она же жива, Степа! Она же жива! Вам и доктор сказал, что жива! И что жизни ее ничто не угрожает! Ну нельзя же так, Степа! Все будет хорошо! Ну перестаньте же!

Что именно он должен был перестать, он не понимал. Он просто ей не верил. Не верил, что все будет хорошо. Тупо смотрел на Шурочку. Бездумно моргал, давясь чем-то удушающе противным, и не верил. И еще не хотел уходить из больницы, куда отвезла неотложка Татьяну. Уже и врач к нему выходил, пытаясь уговорить или усовестить, Степан и его тоже не понял. И медсестра выпархивала из ординаторской, шурша накрахмаленным халатиком. Тоже щебетала канарейкой. Стреляла в поникшего Кирилла игривыми глазищами и щебетала об отсутствии опасности и о том, что больной очень повезло. Он не верил. Не верил и не понимал, как это ей могло повезти. Чушь несусветная! Ей разбили голову. Оставили умирать в луже крови. Беспомощную, бледную, в луже крови…

— Шура, — вдруг выдавил он с большим трудом, оборвав на минуту ее бессвязный истерический лепет. — Я хочу к ней. Мне надо ее увидеть. Иначе я не уйду.

— Ага. Я сейчас, — кивнула Шитина, тут же отцепила пальцы от его пиджака, поднялась с коленей и помчалась куда-то по коридору, высокая и стремительная.

— Она все сделает, Степа, — промямлил откуда-то сбоку Кирилл. — Врач не устоит перед Шурочкой. Ты… Ты прости меня, Степ…

— Лучше молчи, Кирюха. Лучше молчи.

Он не хотел сейчас ничего ни с кем выяснять. Определять степень вины друг друга не хотел. И не хотел также думать над тем, кто посмел. У него еще будет на это время. Будет много времени. Очень много. А пока ему хотелось только одного: увидеть ее. Увидеть, и потрогать, и убедиться, что она дышит и что жива. Все остальное пока не важно сейчас.

— Молодой человек… В чем дело?!

Сутулая фигура местного врача чем-то напомнила дворника из его детства. Тот был так же высок, жилист и сутул и так же натужно кашлял через слово. Странно, раньше он думал, что врачи никогда не страдают такой пустяковой хворобой, а вот поди ты, этот кашляет, как все остальные смертные.

— Мне нужно ее видеть. — Степан с трудом разлепил губы, объясняться с участковым эскулапом не хотелось до тошноты. — Я не уйду, пока не увижу.

— Она вам кто? — вдруг проявил чудеса любознательности доктор. — Жена? Подруга? Сестра?

— Это моя сестра, — быстро нашлась Шитина, вынырнув из-за спины доктора. — Приехали на дачу, знаете, а там такое…

— Украли что-нибудь? — С Шурочкой доктор был чуть снисходительнее: и смотрел добрее, и говорил охотнее. — Чего же милицию не вызвали? Нужно было милицию!

— Да когда же, господи?! — Шурочка возмущенно всплеснула руками. — Пока они приедут в этот поселок!.. Сестрица кровью истекает, а мы будем милицию ждать! Сами же говорили, что рана-то пустяковая, а вот крови потеряла много. И надо было ждать?!

Доктор хотел было что-то возразить, но тут же закашлялся. Кашлял он долго, упершись посиневшими губами в свернутую трубочкой ладонь. Потом достал платок из кармана халата, быстро вытер глаза и проговорил со странным свистом, извлекаемым из груди:

— Мне тем не менее придется сообщить куда следует. Налицо нападение, так что сами понимаете… А вы, — он нацелил палец в Степана, — идемте со мной, раз уж вам так приспичило. Вижу, что спорить с вами бесполезно. Не уйдете ведь…

— Не уйду, — буркнул в сутулую спину врача Степан и двинулся следом, на ходу оглядывая заведение, куда по воле судьбы и случая попала Татьяна.

Больничка была совсем крохотной. Закуток за стеклянной перегородкой, выполняющий функции регистратуры. Две палаты для стационарных больных.

Ординаторская. Операционная. Кабинет того самого врача, что размашисто маршировал сейчас впереди. И кладовка, запертая на ключ. Все это хозяйство замыкалось коридором, упирающимся во входную дверь.

— А охрана у вас есть? — вдруг спросил Степан, когда врач остановился у двери в палату.

— Что? Охрана? Господи! Вы в каком государстве живете, юноша?! — все еще хрипло возмутился доктор. — Какая охрана? Мне дворника не дают, приходится умолять уборщицу и приплачивать ей за то, чтобы дважды в неделю двор подметала. А им охрану подавай!..