Терское казачество - Михаил Караулов

Обрывистый, невидимый доселе, ручей преградил им гладкую дорогу, и казаки на миг укоротили ход. Тут-то вот, во рву ручья, стояло несколько домов, а Владикавказцы шли между курганом и этими домами. Переправа сузила длину полка и оттянула его крылья; атака выходила клином. Турки встретили ее ружейным огнем. Осетины перелетали через ручей и ударили в пол-оборота налево; Кубанцы подходили, и для хорошего начала не хватало одной сотни вправо; турки могли уйти с тылу.

– “Где же Астахов?” – нетерпеливо спросил Левис тем голосом, в котором сказывалась надежда на Астахова (командир 1-й сотни Владикавказского полка, “надежнейший и опытнейший офицер бригады”); а в ответ ему отозвался размашистый топот серого аргамака, который мчал Астахова из-за Кубанского полка. Занимая спешенными казаками тот холм, который находился на правом крыле Владикавказского полка, 1-я сотня должна была позднее других сесть на коней и пропустить Кубанский полк, опередивший батарею. Как только дозволило место, Астахов выпустил свою сотню и подоспел в то время, когда в нем нуждался Левис. “Я здесь, полковник”, ответил он, придержав коня. “Рубите вправо за деревню”, приказал Левис. “Слушаюсь, полковник!” И снова мчался аргамак вдогонку своей сотни.

Она, смекнув в чем дело, сама взяла указанное направление; Астахов опередил ее на переправе, и сотня охватила турок с тылу. Замолотили шашки в разладе выстрелов турецкой пехоты, и она припала к копытам Владикавказского полка; поредела пыль, взвитая атакой, поредела и турецкая пехота. Не менее двух таборов (основная тактическая единица турецкой армии, численностью 600–650 человек в пехоте. – Примеч. ред.) легло на этом месте под страшной сечей казаков, и тем выразился первый приступ Кавказской бригады к погрому турок 22 августа. Но в этом славном его начале, два сотенных командира были в числе немногих раненых. Есаул Скоритовский был пулей контужен в грудь, Астахов остался без руки. В голове своей сотни он врубился в свалку и в тесной, рукопашной схватке схватил рукой штык турецкого пехотинца. Ружье дало выстрел и раздробило Астахову кисть правой руки; но у него оставалась еще левая рука, и у седла, в прежде отбитых турецких кобурах, висели пистолеты; его левая рука повалила стрелявшего в него турка, и Астахова вывезли из сечи[36].

В то время как Терцы бросились в атаку, а Кубанцы подошли уже к ручью, Кавказская бригада только и могла видеть, что в первое мгновение терского урагана вправо от нее были турки, а перед ней прямо на юг распростиралось холмистое поле.

Что делается за этими холмами и кто скрывается за ними, – должен был решить Кубанский полк, выстроясь уступом за левым крылом Владикавказского полка. В это самое мгновение по направлению от кургана был подан сигнал: “батарея на позицию!”. Первый раз в жизни певучий звук этого сигнала показался неприятным, – пришлось остановить Кубанский полк на берегу ручья и вызвать батарею. Не замешкали наши пушки, но Кубанский полк должен был пропустить их и следовать уже за ними; казалось, что он отстанет на уступе. Но так казалось в рядах Кавказской бригады, а на самом деле, из-за холмов, как буря летела дружная помощь Владикавказскому полку. Против нас, на гребне пологого холма, обозначился широкоплечий кавказский казак, а за ним выскочил на холм и серый конь трубача Собственного Его Величества Конвоя. В широкоплечем казаке нельзя было не признать ротмистра Кулебякина, командира Терского Его Величества Конвоя, и ясно было, что он выравнивался с своими братьями Владикавказского полка. Он подоспел в то самое время, когда Владикавказский полк разделил турецкие таборы. Эскадрон его находился за холмом, посланный наперерез туркам с левого фланга генералом Скобелевым. Внезапное его появление в то мгновение, когда нужно было иметь кого-нибудь именно на том месте, было выше счастья. Гвардейский эскадрон стал рядом с Владикавказским полком, и они вместе понеслись на турок, – и еще пуще дрогнула земля под ними. Батарея и Кубанский полк, выжидая своей очереди, следовали рысью. Скоро должна была наступить она и для них, так как гонец за гонцом скакали от князя Имеретинского и от генерала Скобелева, с приказанием: “преследовать донельзя”. Но вот выбились из сил и терские кони, измученные трехверстной сечей на полном ходу. Тогда-то и пригодилась батарея, которая и была вызвана на позицию, а Кубанский полк сменил Владикавказцев и Терской эскадрон Собственного Его Величества Конвоя. Этот последний через несколько времени был отозван в Ловчу, Владикавказцам дана передышка, Кубанцы заняли места их обоих и наступила менее блесткая, но более трудная половина работы».

Через несколько дней князь Имеретинский доносил Великому Князю Главнокомандующему из-под Плевны о последствиях сражения под Ловчей и говорил: «Кроме взятия Ловчи, результаты эти следующие: взято два знамени (а не значка); одно из них представляю, другое хранится в Калужском полку, дерущемся в настоящее время с противником; а потому представить его не могу. По выступлении моем из Ловчи, генералом Давыдовым в центре и на левом фланге позиции неприятеля похоронено 1200 тел. Во время нахождения отряда в Ловче 23 августа похоронено 1000 тел. Во время преследования неприятеля 22 августа, Кавказской бригадой и эскадроном Собственного Его Величества Конвоя изрублено до 4000 тел. Массу патронов, брошенных неприятелем и уничтоженных нами, определить трудно, но во всяком случае количество это далеко превышает миллион штук. Нам досталось несколько зарядных ящиков, полных снарядами; часть ящиков сломана. Массу брошенного оружия и одно орудие, сломанное и брошенное турками при преследовании, пришлось оставить на месте. По распоряжению генерала Давыдова приняты меры к отысканию орудия». Оставленная при выступлении Кавказской бригады из Ловчи 1-я сотня Кубанского полка, действительно, вскоре отыскала орудие и вытащила его из кручи вместе с тремя зарядными ящиками.

Начало войны. Стремление казаков на войну. Мобилизация и выступление. Прибытие в конный отряд генерала П.И. Мищенко. Участие в майском набеге на Факумынь-Синминтин. Разведка Санвайзы 21 мая. Бой под Ляоянвопынем 3 июня. Штурм Санвайзы 18 июня. Сунженцы с генералом Мищенко во Владивостоке

28 января 1904 года под далекими стенами Порт-Артура вдруг загремел неожиданно для всей России гром японских орудий. Японцы готовились к войне 10 лет: начиная с того времени, как в 1894 году Россия остановила Японию в ее успешной борьбе с Китаем и заняла, под видом аренды, Квантунский полуостров и крепость Порт-Артур, облитую уже японской кровью. Долголетняя подготовка Японии к борьбе с Россией прошла для нас совершенно незаметно. До последней войны большинство в России относилось совсем пренебрежительно к «желтомордым макакам (обезьянам)», как называли у нас японцев. Поэтому понятно было всеобщее удивление, вызванное дерзким нападением Японцев на нашу окраину.

Однако последствия показали, что дело борьбы с Японией значительно сложней, чем это казалось многим раньше. Правда, русский солдат не только не уступает в храбрости и выносливости японцу, но даже, несомненно, превосходит его, но все же Россия в этой борьбе находилась в чрезвычайно невыгодных условиях. Отдаленный и малознакомый театр войны, чуждое и даже враждебное местное население, затруднительное сообщение с центром при помощи узкой и длинной полоски Сибирской железной дороги, протянувшейся на многие тысячи верст, и притом вдоль внешней границы и по чужой территории, – все это до крайности затрудняло для России ведение войны.