Знак Зевса - Анатолий Гаврилович Ильяхов

Но это, возможно, от чувства, что земля под копытами македонских коней теперь не принадлежала Фракии, она отвоёвана, она возвращена Македонии! Филиппу хотелось кричать во весь голос от радости, торжествовать, не стесняясь совсем не царского проявления чувств. Ни того, ни другого он не мог себе позволить. Душа его пела ещё и потому, что путь лежал в Пеллу, которую он любил с детства, где царя ждали с нетерпением. Конь, чувствуя настроение хозяина, часто вскидывал голову, словно соглашаясь с его настроением. Иногда он призывно ржал, ему вторили другие кони царского сопровождения.

* * *

Фракия постепенно отступала вдаль, оставляя за порванными гребнями гор боевые тревоги и проблемы. С каждым пройденным стадием прежние заботы оставляли Филиппа, заменяясь на приятные думы о доме. В Пелле ждёт невеста – говорят, умная и красивая; сыновья от неё будут красивые, сильные и храбрые – в отца!

Гористая местность постепенно сменилась равниной, и под ногами проявлялась наезженная дорога. Филипп сжал ногами бока коня и, нетерпеливо подергивая поводья, убыстрил бег. Боевой товарищ, поняв хозяина, резво прибавил ход. Спутники царя встрепенулись, взбодрили своих коней, стараясь не отставать. Филипп, словно озорной юноша, подзадорил коня, чтобы ускорить ход, и гетайры приняли его игру, устроил «догонялки»; по клубам пыли, что подняли всадники, со стороны можно было думать, что идут конные состязания.

Когда царь наконец дал себя догнать, по улыбающимся лицам запыхавшихся гетайров он понял, что небольшое приключение всем пришлось по душе, отчего дальнейший путь показался легче.

Вот он – Стримон, пограничная река! За ней родная Македония. Отряд переправился через стремнину, найдя безопасный брод. Через время конный разъезд, посланный вперёд, доложил, что впереди находится небольшое поместье – там уже побывал верховой посыльный. Если царь пожелает, там можно передохнуть.

Вскоре открылось великолепное зрелище обжитого пространства. Среди унылого каменного однообразия яркой зеленью сверкнули ухоженные поля, белыми пятнами проступали строения. Вдали проглядывали группы оливковых деревьев. Они вдруг напомнили Филиппу детство, загородную усадьбу, когда там происходил сбор олив. Работники в деревянных сандалиях топтали маслянистые плоды, рассыпанные кучами на решётке – так удалялись косточки – и пели песни. Филипп тоже топтался, помогал, ему было весело! После трудового дня работники вместе с хозяевами ели за общим столом, много сыра с прошлогодними оливами, запивали красным вином. Маленький Филипп пил козье молоко и вместе с детьми уплетал за обе щеки сладкие оливы, выдержанные в меде и винном сусле. Кажется, ему до сих пор слышится крепкий аромат человеческого пота, маринованных маслин и молодого вина.

Вблизи строения выглядели добротными, выложенные из тёсаных каменных блоков. Большой жилой дом в два этажа. Навстречу с остервенелым лаем выскочили две взъерошенные от злобы собаки, предупреждавшие хозяев о появлении чужаков на их территории. Из ворот выехали два всадника. Один, признав македонян, среди них царя, с радостными криками повернул назад, второй приблизился и поздоровался. Затем пригласил следовать за ним.

Царю сообщили, что хозяин поместья – Фрасил; с ним он был знаком по Фивам, подростком. Они шесть лет не виделись, но Филипп знал, что Фрасил был ранен в плечо и оставил армию. В приграничной зоне приобрёл разорённое фракийцами имение, и всё это время его восстанавливал.

Когда Фрасилу сказали, что царь с отрядом посетит его дом, он обрадовался, только засомневался, достаточно ли у него припасов, чтобы достойно встретить гостей; коням дать корм, и чтоб царские слуги и рабы не остались голодными. Узнав от дозорного, что царь уже здесь, вышел встречать.

Широкоплечий мужчина с буйной шевелюрой и такой же густой чёрной бородой стоял на пороге, улыбаясь.

– Филипп! Хайре! Как доехал, царь?

Оказывается, Филипп был рад встрече с давним товарищем.

– Всё хорошо, Фрасил! Рад видеть тебя! – Он заключил Фрасила в объятия.

Хозяин дома приветливо поздоровался с приближёнными царя – многих он знал, затем проводил Филиппа через прихожую в широкий коридор, откуда они попали во внутренний двор, аулу.

– Я здесь ещё не всё закончил. – Фрасил показал на ряд изящных колонн, окружённых строительными лесами.

Увидев царя так близко, рабочие, не скрывая любопытства, разглядывали его, но без опаски. В разных концах большого строения хлопали дверьми, показывались и скрывались люди, которые что-то приносили, другие – уносили. Царь отметил, что его рады видеть.

Внутри дом выглядел просторным, возможно, потому, что из-за ремонта не вся мебель была расставлена; отсутствовали бытовые мелочи, какие обычно дополняют уют или кричат о роскоши. На этот момент жилище представляло собой смесь вкусов богатого грека с македонской скромностью и домовитостью: алебастровая лепнина на потолках, коринфские колонны, подпиравшие входной портал; мраморные и бронзовые статуи разных величин, изваянные, по всей видимости, неплохими греческими мастерами, и расставленные, казалось, в непродуманном беспорядке – на полу и в стенных нишах. Фрасил, заметив интерес на лице царя, пояснил:

– Несколько статуй остались от прежнего хозяина – видимо, большого любителя искусства, а прочие предметы я подбирал сам.

– У тебя вкус настоящего эллина! – отозвался Филипп.

Внутренний двор был открыт небу и солнцу, так как, по задумке хозяина, не имел покрытия. По периметру виднелись входы в жилые комнаты, столовую, подсобные помещения и кладовые для продуктов и домашней утвари. Деревянная лестница вела на второй этаж, где размещались женские владения – гинекей. Там супружеская спальная, комнаты хозяйки и детская; на втором этаже содержалась прислуга из рабов, располагалась небольшая мастерская, где хозяйка дома и рабыни проводили время за ткачеством и рукоделием.

Стены дома были выложены из тёсаных камней таким образом, что в чрезвычайной ситуации, во время нападения врага, можно было выдержать небольшую осаду до прихода помощи соседей из ближайших поселений. Также на случай осады устроена добротная отдельная комната, опистодом, без окон и с узкой дверью из прочных дубовых брусьев на металлических полосах. В опистодоме хранится боевое оружие, семейные ценности и запас продовольствия на семью. В глубине аулы размещался каменный алтарь Зевса, где хозяин ежедневно совершал обряд с жертвоприношениями и дарами.

Как пояснил Фрасил, первоначально во всём доме имелись глинобитные полы. Теперь в жилых комнатах настилались доски, а в мегароне, главном помещении, – со вкусом изготавливались красочные мозаичные полы. Филипп увидел мастера, тщедушного телом человека, руководившего процессом. Под его началом возились два юных помощника; в большом медном тазу они размешивали соединительную смесь. Подростки бросили своё занятие, как только подошёл царь, откровенно проявляя к нему неприкрытое любопытство. На полу в разных коробочках лежали тысячи мелких камешков и полупрозрачных кубиков разной формы и цвета, готовые по команде художника – а иначе мастера не назовешь – занять