Там, где нас есть - Борис Мещеряков

Посвящается Инке

Я, помню, лет в тринадцать была с мамой на юге. Море, солнце, скрипучие доски веранды, выглаженные как палуба, шевелящаяся белой травой степь до горизонта на севере, красные скалы в стороне моря. Его дыхание, всякую минуту различимое, хоть и неслышимое. Мы ловили бычков в прибое, привязав леску к пальцу, купались, загорали, дремали в самую жару после обеда, гуляли по пыльной степи. В деревенском магазинчике был хлеб, светло-серый, не по-нашему пышный, чай, сахар, вафли, подсолнечное масло и вермишель, за всем остальным надо было ехать на автобусе в Город.

Однажды на рынке привязалась к матери цыганка, вся бренчащая серьгами и браслетами, в цветных ярких тряпках: дай, красавица, погадаю, да дай погадаю, всю правду скажу, все будешь знать. Мама сначала отшучивалась, а потом протянула ладошку. А цыганка глянула мельком, отодвинула, нет, говорит, дай дочке погадаю, на картах погадаю, вон какая у тебя дочка, позолоти ручку, бриллиантовая, а то карты правды не скажут. Мама, порывшись в кошелечке, вынула зеленую трешку. Цыганка каким-то одним слитным движением повернула трешку туда-сюда, поцеловала и всунула куда-то в глубину своих развеваемых свежим ветерком цветастых одежд. Сильно и быстро привлекла меня к себе за руку и зашептала, заговорила, запела-забормотала:

— Вижу, красавица, будет у тебя много счастья в жизни, муж будет высокий и красивый, большой человек будет в казенном доме, много будет горя через это, но ты переживешь, переживешь, богатая станешь, золотые перстни с рубинами носить будешь, детей родишь красивых, много сыновей, все богатые будут, дом богатый, счастливая будешь. Будешь счастливая, золотко мое, — выбросила ладонь в сторону матери, почти крикнула — Позолоти еще ручку! На камне погадаю… — Мать положила ей в протянутую руку рубль, та, не глядя, его спрятала, приказала — Стойте здесь, я сейчас, — и метнулась в переулок.

Минут через пять мама сказала:

— Пойдем, моя хорошая, она не придет.

Я еще некоторое время оглядывалась в сторону переулка, куда цыганка метнулась птицей, так интересно было слушать ее шепот-песню, просто мурашки по спине, а потом мама купила нам мороженое, мы над чем-то смеялись, выбирали черешню, пупырчатые огурцы и красные, как закат, помидоры. Я рассматривала в рыбном ряду огромного, с чемодан, каменного окуня, и, когда мы подремывали, обняв кошелки с нашими помидорами и черешней, в обратном автобусе, я уже и не помнила о цыганке.

На море мы больше не бывали. Через год мама тяжело заболела, а еще через год — умерла, оставив нас с отцом заботиться друг о друге и горевать. А потом надо было поступать в институт, учиться, выходить замуж за Вовку, переезжать с квартиры на квартиру, растить своих девочек. Потом отец женился, и слава богу, повеселел, выпрямился, начал опять ездить на рыбалку и по грибы, потом много всякого было. Жизнь. Уж Машка собирается замуж, шьет платье и подыскивает ресторан, а Ольга задерживается до полуночи, звонит: через минуту буду — и приходит еще через час. Жизнь.

Шла из магазина с сумками и увидела молоденькую цыганку.

— Дай погадаю, красавица-девушка!

— Да что ты мне нагадаешь, милая? Бубнового короля в казенном доме? Я уж сама о себе все знаю, спасибо, милая.

И та отстала.

А дома я поставила сумки в прихожей, размотала шарф, стянула шапку и вспомнила о цыганке там, на приморском пыльном базарчике, и ее предсказаниях. Села на диванчик.

Вовка учился со мной на одном курсе, одного роста со мной, верткий и суетливый и к тому ж брюнет. Я мечтала о высоком блондине и сохла по Роману, капитану лыжной сборной института, разговаривающему солидным баритоном, сыну замдиректора большого завода в одном из городов области, а он на меня даже не смотрел. Первый раз мы с Вовкой встретились, ну знаете, свидание у нас случилось, когда я, преодолев гордость, позвонила после занятий Роману на квартиру, он жил на снятой в городе квартире с телефоном, и пригласила… да не помню куда, какая теперь уж разница. Он сказал, что тренировки и вообще занят. И я со злости и от унижения тут же согласилась пойти в кино с Вовкой, подвернувшимся в раздевалке и натягивавшим куртку.

— Привет, — залпом выдохнул он высоким его тенорком, — я иду в кино, хочешь, пошли со мной, мороженого купим, новый французский фильм про бандитов.

— Пойдем.

В другой бы раз не пошла, не особенно нравился мне Вовка, что это за парень, низенький, разговаривает тоненько, как ручеек журчит, вечно растрепанный, вечно хвосты досдает, живет в общаге. А тут он удачно подвернулся, так мне было плохо.

Кино было румынское, черно-белое, пленка пару раз рвалась, такой он был старый, этот фильм, но мы с Вовкой ржали до слез, он перевирал реплики героев, в том числе томной красавицы с черными и глубокими, как осенняя вода в пруду, глазами, он удивительно смешно их всех изображал. Потом нас выгнала из зала билетерша, и мы до темноты бродили по улицам, я ужасно мерзла, но признаться не могла почему-то. Он был похож на воробья, смешной, растрепанный и непобедимый.

А еще через пять месяцев мы поженились. Чего тянуть, сказал Вовка, и мы подали заявление.

Потом было по-всякому. Вовка никогда в большие начальники не вышел, но жили всегда не то чтоб бедно, на все хватало. Квартиру получили от его института довольно быстро, а когда началась вся свистопляска, Вовка пошел работать на стройку, тоже не выскочил в большие начальники и сейчас не главный там, но мы с девочками никогда не голодали, не ходили в обносках, хотя было время — боялись, я ночью просыпалась и плакала от страха, а теперь и вовсе все хорошо, всего всем хватает, и с Вовкой я ничего не боюсь.

Цыганка. Думаю я. Цыганка-цыганка-цыганка-цыганка. Цы-ган-ка.

Я всегда в юности думала, что у меня будет высокий муж, красавец-блондин, а у меня Вовка, с меня ростом, уже даже не брюнет, а соль с перцем.

Я всегда хотела большую собаку, дога или боксера, у нас кошка по имени Кошка, и у Ольги безымянная черепашка.

Я всегда в юности хотела большой дом и красивую, стильную мебель, у нас трехкомнатная квартира с вещами, собранными с бору по сосенке, только книг полно.

Я всегда надеялась, что у нас будут сыновья, три или больше, а у нас две девочки, Машка и Ольга.

Я надеялась, что у меня будет большая шкатулка с драгоценностями, дорогими цацками для любования и ношения по всем случаям и просто так. У меня только обручальное кольцо, еще маленькое колечко с кораллами, с кулончиком-белочкой цепочка на шее, серьги с аметистом и бабушкино кольцо с рубином спрятано в шкафчике.

Я мечтала ездить в отпуск летом на море, а зимой — в горы. В нашем отпуске мы удим рыбу на речке в черте города, ездим навестить отца на даче и роемся там в огороде. Иногда выбираемся в Питер, к моей подруге Лидке, или в Москву, к Вовкиным одноклассникам Егору и Сереге.

Я мечтала ходить на все премьеры в театры и на концерты знаменитостей в филармонию, а мы и в кино-то не были лет десять. Вовка играет на гитаре, и мы поем иногда старые песни, новые некогда выучить. Машка не интересуется, а Ольга слушает с удовольствием. Приткнется ко мне под бок, сопит и слушает.