Гугеноты - Владимир Москалев

— Итак, — королева резко поднялась с места, в глазах ее сверкал злобный огонь, — я, кажется, правильно поняла вас, герцог.

— Что же вы поняли, Ваше Величество?

— Что передо мною в лучшем случае верный муж, в среднем — расчетливый политик, а в худшем просто не мужчина, а монах.

Франциск де Гиз не смог сдержать улыбки.

— Вы абсолютно правильно поняли меня, Ваше Величество. Можете выбрать любой из этих пунктов; я не обижусь, если вы примените ко мне даже все три сразу, — ответил он, поклонился и вышел.

С тех пор Екатерина возненавидела его, как может ненавидеть отвергнутая женщина, к тому же еще итальянка.

Однако герцог де Гиз невольно просчитался. И если он мечтал занять неаполитанский трон, рассчитывая на своего брата кардинала и на папу Павла IV, с которым был в родстве и которого уже прочили вместо Юлия III, то судьба преподнесла ему сюрприз, ибо на смену Павлу пришел Пий IV из рода Медичи.

И коннетабль подумал: уж не это ли руководило теперь Франциском де Гизом в его стремлении вернуться ко двору? Однако была и еще причина. Король испанский Карл I женил своего сына Филиппа на английской королеве Марии; соединив силы Испании и Англии, этих двух могущественных европейских держав, он был намерен продолжить политику создания Всемирной монархии. Однако после смерти Марии Тюдор ее преемница Елизавета отказала в замужестве Филиппу II, отреклась от католической религии и, имея Испанию постоянной соперницей на море, порвала с ней всякие отношения.

Политика Испании к тому времени сводилась к превращению Нидерландов в одну из своих провинций, в которой король, получавший возможность распоряжаться на правах сюзерена ресурсами страны, мечтал заниматься откровенным грабежом. Но посылать морские эскадры в Нидерланды в обход Франции стало небезопасно. Английские пираты, заручившись поддержкой своей королевы, дерзко нападали на испанские суда, грабили их и топили. Причем не только в Ла-Манше, но и на пути из Америки, откуда испанцы вывозили в несметном количестве золото местных аборигенов. Видя такое положение дел, Филипп II охотно дал согласие на предоставление отрядов испанских солдат для французских католиков, мечтавших расправиться с гугенотами, для чего собственных сил явно не хватало. В обмен на это он пожелал провести свои войска сухопутным путем через Францию и Нидерланды. Карл Лотарингский любезно согласился на такое требование, но поскольку сделка показалась Филиппу неравноценной, он потребовал у Гизов Бургундию и Прованс. На это кардинал ответил ему, что как только Гизы станут полноправными правителями в государстве, пусть даже при живом короле, а это случится тогда, когда они покончат с кальвинизмом, они обязуются выполнить этот пункт соглашений, но с одним условием: Филипп должен был упросить папу, чтобы тот посадил Франциска Гиза на миланский престол.

После недолгого раздумья обе стороны, все обмозговав, пришли к взаимному соглашению и подписали документ, в котором и излагался пункт за пунктом приход Гизов к неограниченной власти и создание ими вкупе с Испанией огромной абсолютной монархии.

Теперь вставал вопрос: для чего Франциск де Гиз желал помириться с Екатериной Медичи? И коннетабль догадался, в чем тут причина. Гиз хотел уговорить королеву, благо она была в хороших отношениях с Филиппом, чтобы она позволила испанским войскам пройти через Францию. За это испанский король мог пообещать ей территорию за Пиренеями, и уж от этого-то она бы никак не отказалась, хотя бы ради того, чтобы окружить кольцом Жанну Д'Альбре и не дать ей высунуться из своего протестантского логова. А когда испанские войска вторгнутся во Францию, часть их уйдет в Нидерланды, другая же останется с Гизами для борьбы с гугенотами.

Однако Екатерина, эта хитрая бестия, могла и не дать такого согласия, заподозрив неладное в необычной просьбе герцога и, отложив на время свое окончательное решение, принялась бы разгадывать загадку, преподнесенную ей Гизом. Вряд ли она догадалась бы, но случись это — гнев ее был бы страшен. Она не стала бы возмущаться, топать ногами, кричать, что покарает изменников, возможно даже, она просто промолчала бы, потом засмеялась и погрозила Гизу пальчиком. Попеняв ему только за то, что он хотел ее провести; но в один прекрасный день герцог де Гиз просто исчез бы. И либо его труп выловили бы в Сене, либо его единственными собеседниками до конца дней стали бы стены Бастилии.

Однако была и еще одна досадная неприятность в отказе Екатерины. Узрев опасность, грозящую Франции, а заодно и ее семейству, она порвала бы с католицизмом и расцеловалась, будто родная сестра, с Елизаветой Английской, превратившей страну в оплот кальвинизма. И, едва эти две кумушки объединятся, как сотрут в порошок Гиза, кардинала и все их семейство. Мало Англии, Екатерину поддержат Нидерланды, германские протестанты в Швейцарии, этот оплот кальвинизма, давший миру самого сильного вождя Реформации.

Но, едва испанские войска пройдут «дружеским» маршем по Франции, как Елизавета, узнав об этом, тут же отвернется от своего южного соседа, и ни о каком союзе тогда уже не может быть и речи. Вот и устранена первая опасность со стороны Реформации. Войдя в Нидерланды, Филипп II оккупирует их и навяжет местному населению свою волю. Вот и второй враг обезоружен. А с германцами Гизы и сами справятся, благо их владения находятся рядом, да и Германия в то время распалась на множество княжеств, каждое со своей формой правления и каждое поставляющее своих сыновей на великую бойню народов, в особенности тех, кто больше платит. Значит, со стороны кальвинизма опасность не грозит; вопрос теперь в том, как суметь уговорить мадам Екатерину, чтобы она позволила Филиппу II перевалить через Пиренеи.

Вот зачем пришел герцог де Гиз к коннетаблю Монморанси, вот какие планы вынашивали пятеро братьев Гизов и вот о чем надлежало бы знать коннетаблю как первому министру короля Карла IX. Однако благодаря тому, что в доме Гизов служил его человек, которому он щедро платил, коннетабль знал основную суть замысла Франциска де Гиза, к сожалению, без подробностей.

И все же старый Монморанси понял, что раз дичь сама залетела к нему в окно, он не должен ее упускать, невзирая на то, что скажет на это вдовствующая королева. Одно он теперь знал твердо: либо он, либо Гиз. Кто-то из них должен победить. И раз Гиз пришел сам, значит, он пришел за его жизнью, а коли так, то его визит — всего лишь игра, обман, и они постараются догадаться об истинной сути дела вместе с Карлом IX и его матерью. Но одно для коннетабля было уже непререкаемо: Гиза необходимо устранить. Во-первых, как предателя Франции, во-вторых, как препятствие, вставшее на пути возвышения дома Монморанси. Выходит, нельзя, чтобы он вернулся ко двору. Но тогда он предаст интересы Франции за спиной Екатерины, значит, гораздо лучше сделать обратное, а королеву-мать он сумеет предупредить о коварстве герцога. Не говоря уже еще об одном. Вряд ли герцог, получив прощение, не согласится выполнить просьбу королевы-матери, суть которой ей изложит коннетабль. Речь пойдет об Орлеане…

Итак, теперь коннетабль знал, как надо действовать.

Гиз между тем начал уже терять терпение, наблюдая за тем, как Анн де Монморанси барабанит пальцами по столу, и не понимая, что он пришел сюда за своей смертью.